Серый кардинал - Дик Фрэнсис Страница 13

— Хорошо. Но сегодня до того, как мы уедем, не стоит ли вызвать сюда механика, чтобы он проверил, все ли с машиной в порядке?

— Никаких неисправностей, конечно, нет. Вчера я ездил на ней в Брайтон и обратно, и она шла превосходно.

— Да, но после этого она всю ночь пробыла на стоянке. Вчера ночью кто-то пытался застрелить тебя. Предположим, что он же вбил гвоздь или два в шины «рейнджровера». Или еще что-нибудь, — закончил я таким тоном, будто сам считал мысль о диверсии ребяческой фантазией. Но отец задумался и после недолгого молчания обратился к Мервину:

— Я поеду в машине Кристэл. Бен попрактикуется на «рейнджровере» завтра. А вы, Мервин, тем временем устройте, чтобы «рейнджровер» тщательно осмотрели. Хорошо?

Мервин окинул меня мрачным взглядом. Но ведь это он больше всех хотел избежать ярлыка, что с кандидатом вечно что-то случается. Или, по крайней мере, так говорил.

В маленьком будничном ящике на колесах, одолженном нам Кристэл, я благополучно привез кандидата на встречу с избирателями Куиндла. И снова я видел и слышал, как он потряс и разбудил апатичную публику. Его слова вызывали смех и аплодисменты, и все больше и больше людей окружали его, чтобы послушать, о чем он говорит. В глазах собравшихся светилось одобрение. Они выкрикивали вопросы, чаще дружелюбные, иногда враждебные. И все получали вдумчивые ответы, простые и понятные объяснения.

Я не знал, хватит ли им сегодняшнего энтузиазма, чтобы отправиться к избирательным урнам. Но отец заверил меня, что достаточно, если они не пойдут в противоположный лагерь и не поставят свой крестик в пользу Бетьюна.

Мы втиснули в машину Кристэл изобретение отца — два деревянных ящика, каждый в фут высотой, один больше другого.

Скрепленные винтами и поставленные один на другой, они превращались в импровизированную трибуну, возвышая оратора над слушателями. Этого было достаточно, чтобы его хорошо слышали. Но в то же время он стоял не так высоко, чтобы представлять психологическую угрозу. «Мой мыльный ящик», называл отец эту конструкцию, хотя прошло много лет с тех пор, как в притягивающем толпу сооружении хранилось мыло.

Я собирал «мыльный ящик» в трех местах, разбросанных по главным точкам города. И везде тут же стекалась толпа. Любопытная, враждебная или равнодушная. И всюду, где я собирал, развинчивал или складывал трибуну, люди окружали меня и засыпали вопросами.

— Вы его шофер?

— Да.

— Он такой знающий, каким кажется?

— Даже еще больше.

— Что он думает об образовании?

— Это его конек, — улыбался я.

— Да, но...

— Я не могу отвечать за него. Пожалуйста, спросите его.

Они уходили И спрашивали его, и получали вежливые, правильные и продуманные ответы, что невозможно развивать образование без огромного увеличения налогов. Я усваивал экономические факты так же быстро, как в свое время квадратные уравнения. О появлении отца в Куиндле заранее сообщили плакаты, вывешенные по всему городу. Их распространяли активисты. И они же встречали и повсюду сопровождали нас. Их лица сияли преданностью. А я уже понял, что моя преданность относится только к отцу, но не к его партии и не к его убеждениям. Мои личные взгляды, если они у меня были, заключались в том, что хорошие идеи разбросаны повсюду. Это не собственность одного человека, который приколол к плечу розетку. И, конечно, то, что я считал хорошими идеями, другим представлялось безобразными ошибками. Я не воспринимал какой-то один-единственный пакет идей. И меня всегда привлекали те люди, которые не проявляли фанатизма, отстаивая свою точку зрения. Как, впрочем, и те, кто менял свои взгляды, плыл по течению и чувствовал смутное неудовлетворение. Это они переходили со стороны на сторону. Таких «плавающих избирателей», которых приливом то прибивает к берегу, то снова уносит в море, и собирался завоевывать отец.

Куиндл, как и Хупуэстерн, вырос вместе с промышленностью, посеянной на окружающих его полях. Здесь работу давали не электролампы, а фурнитура и краски. В Куиндле долгое время процветала политика «заполнения» — строительство огромного количества маленьких домов на каждом пустующем зеленом клочке земли. В результате город растянулся вдоль собственного зеленого пояса и страдал от пробок на улицах и долгого стояния на дорожных развязках.

Это работало в пользу ораторов на «мыльных ящиках». В летнюю жару машины со спущенными стеклами проползали мимо митинга, будто посылая весть о болезни.

Среди снежной бури листовок «Голосуйте за Джулиарда» попадались плакатики Титмесса и Уистла и, конечно, много призывов «Бетьюн лучше. Отдайте ему ваш X». Почти повсюду объявления Бетьюна были порваны. И я обнаружил, что это не просто потому, что после его гастролей на «мыльном ящике» в Куиндле прошито уже три дня. Причина оказалась в другом. Местный еженедельник «Дневник Куиндла» опубликовал хит газетных новостей вышел под шапкой «Бетьюн дешевка».

Кто-то из активистов подсунул мне под локоть «Дневник Куиндла». И на первой странице я прочел (а кто бы удержался) такую новость:

«Разве мы хотим, чтобы нас представлял в Вестминстере развратник, утверждающий, что поощряет семейные ценности, которым привержена газета нашего молодого города? Разве мы поверим обещаниям человека, который не мог сохранить обет, данный перед богом?»

Я прочел статью до конца и подумал, что весь тон ее невыносимо напыщенный, но все равно она доставит неприятности мистеру Бетьюну.

При каждом из трех восхождений на «мыльный ящик» отца бомбардировали вопросами и требованиями, мол, ему надо выразить хотя бы сожаление по поводу лицемерия Бетьюна. И каждый раз, осторожно обходя такие призывы, он нападал на Бетьюна и его партию только за политические цели и методы.

Но сдержанность отца не нравилась его армия активистов.

— Джордж мог бы уничтожить Бетьюна, стоило ему только направить топор на моральный образ этого человека, — жаловался один из них. — Почему он не хочет касаться этой стороны?

— Он не верит написанному, — ответил я.

— Если вам выпали тузы, вы должны играть ими.

— Но не пятью тузами, — заметил я.

— Что?

— Он думает, что это шулерство.

Активист поднял глаза к небу, но изменил тему разговора.

— Видите худого мужчину, который стоит рядом с вашим отцом и записывает что-то в блокнот?

— Вы имеете в виду человека в красном спортивном костюме и сдвинутой на затылок бейсболке?

— Да. Его зовут Ушер Рудд. Он пишет для «Газеты Хупуэстерна», и его колонку покупает «Дневник Куиндла». Это он написал статью, атакуя личную жизнь Пола Бетьюна. Он следил за Бетьюном с того дня, как партия выбрала его кандидатом. Рудд высокопрофессиональный охотник за грязью. Никогда недоверните ему. Никогда.

— Отец знает, кто он? — с дурным предчувствием спросил я.