Государственный обвинитель - Игорь Зарубин Страница 13

Больше всего раздражало то, что Наташа никак не могла определить, кто ей все время звонит. Наверняка ведь сидит тут, среди толпы горластых поэтов и писателей. Пришел посмотреть, как она будет вести это дело. Может, вон тот, в сером плаще и темных очках? Или тот, с газетой. Все время смотрит на нее, когда она задает вопросы свидетелям и обвиняемому. Да любой мог бы быть. Это жутко сбивало и не давало сосредоточиться.

Накануне Наташа не спала всю ночь, разрабатывая систему обвинения, как будто в зале суда будут сидеть не три заседателя, которые сделают все, что им прикажут, а двенадцать присяжных. Поэтому все должно быть убедительно и точно. Как в аптеке.

Дрыгов вел себя нагло, даже вызывающе. Все время бравировал, дерзил, поддерживаемый аплодисментами зала, как будто это не заседание суда, а какое-то шоу. Но Наташа знала, что коронный номер в этом шоу будет у нее. Он хочет дешевой популярности — он ее получит. Только потом сам пожалеет об этом. Но потом, не сейчас.

— Что так вяло? — спросил у нее Дробышев во время перерыва, когда она пила кофе прямо из термоса. — Давай дави его, не бойся. Я сам боялся, когда первое дело вел. Чуть не провалил от страха.

— Я не провалю, — тихо, но очень уверенно сказала она.

— Хорошо бы. — Дмитрий Семенович вздохнул. — Ты, главное, скачи с пункта на пункт, не давай им копаться, а то работаешь в свои ворота. Ты же сама знаешь, что тут все зыбко. А где зыбко, там и рвется, еще классик какой-то сказал.

— Он сказал: «где тонко». — Наташа завинтила термос и положила его в сумку. — Но это не важно. Простите, мне нужно к прениям готовиться.

— А-а, ну давай, давай. — Дробышев закивал. — Сколько для него просить будешь?

— Все, что заслужил…

— …Поэтому я прошу снять с него обвинение за отсутствием состава преступления.

Когда она сказала это, в зале наступила такая тишина, что было слышно, как у адвоката очки соскользнули с носа. А потом зал взорвался аплодисментами. Растерянный Дрыгов смотрел на нее и не мог поверить своим ушам, судья отчаянно стучал по столу карандашом, а Дробышев так сверлил ее глазами, что чуть не просверлил дырку во лбу.

Но Наташе было все равно. Она набрала в легкие побольше воздуха и крикнула:

— Па-апрошу тишины! Я еще не закончила!

Тишина нехотя установилась минуты через две.

— Мною проведен анализ мочи в подворотне. Сверив его результаты с анализами мочи гражданина Дрыгова, которые он сдавал три месяца назад, комиссия пришла к выводу, что это не его работа. Что же касается гражданки Тыквиной, через которую он якобы распространял порнографическую продукцию, которую сам же и изготавливал, то по этому поводу я хочу высказаться отдельно. Стихи Вадима Станиславовича нельзя квалифицировать как порнографические, поскольку в них нет даже намека на описание половых сношений. Выражения же «красный, как дерьмо» и «в Политбюро сидят члены с красными головками, как у моего дружка» заставляют задуматься скорее о дефектах цветовосприятия подсудимого. Адвокат на протяжении сегодняшнего заседания несколько раз пытался обвинить меня в том, что этот суд преследует цель наказать диссидента Дрыгова за его нежелание мириться со всем тем, что происходит в государстве. Вполне может быть. Но хотелось бы спросить у всех присутствующих, почему государство не обвинило, например, Войновича в том, что он изготавливал порнографию? Разве можно считать себя поэтом только потому, что умеешь писать в рифму о том, что государством правят одни дураки? В связи со всем вышесказанным мне кажется, что суд этот стремился не наказать диссидента Дрыгова, а сделать из Дрыгова диссидента. А вот я не хочу делать борца за справедливость из бездарного и не очень чистоплотного рифмоплета. Я закончила.

Адвокат от своей заключительной речи отказался.

Но самое удивительное началось потом, когда Наташа выходила из здания суда. К ней подскочило сразу несколько членов Союза писателей, ей долго трясли руку и горячо благодарили за то, что она не дала усадить за решетку выдающегося поэта современности.

— Он же… Он же… — Какая-то коротко стриженная экзальтированная девица никак не могла подобрать слов, теребя Наташу за рукав.

— Отпустите меня, пожалуйста, — сказала Наташа как можно спокойнее.