Галоша для дальнего плавания - Наталья Александрова Страница 13

Похороны бабушки мама взяла на себя, то есть заплатила агенту, который и занимался всей организацией. Денег мать не пожалела, как сказала Маше тетя Валя. Она тоже очень постарела, сгорбилась, ходила с палочкой, в каких-то жутких ортопедических ботинках. Народу было мало — Маша с матерью, две соседки. Всем заправлял агент в черном костюме, с дежурно-скорбным выражением лица.

Маша все эти дни находилась в прострации. Она все делала, как велят, но ничего не чувствовала. И все время молчала.

— Ну и гадина же ты! — тихо сказала тетя Валя маме после того, как все кончилось. — Хотела бы пожелать тебе самого худшего, да вот ради нее не буду! — она указала на Машу.

Мама ничего на это не ответила, только смотрела холодным, колючим взглядом. Тетя Валя плюнула на капот черной «ауди», ожидавшей маму возле ворот кладбища, и пошла прочь, тяжело опираясь на палку. Водитель Михаил Петрович только головой покачал.

Мама взглянула на часы и заторопилась.

Маша перестала ходить в школу, она целыми днями лежала на диване, бездумно глядя в потолок, отказывалась от еды, предлагаемой Дарьей Ивановной, не слушала музыку, не смотрела телевизор — просто молчала, и это молчание наливалось в комнате свинцовой тяжестью, скапливалось в ее душе. Мама приходила поздно, очень усталая и взвинченная: что-то у них там, в торговой фирме, происходило — не то дела шли хуже, не то, наоборот, фирма расширялась, Маше это было совершенно неинтересно.

Она перестала спать по ночам — просто лежала без сна и напряженно думала. Кто она такая? Нелюбимый, никому не нужный ребенок. Нужна ли она маме? Конечно, нет, в противном случае разве мама вела бы себя с ней так? Всю свою жизнь Маша слышала от мамы только недовольные замечания: «Отстань! Не мешай! Не приставай со своей ерундой! Ты разве не видишь, что мать занята!» Ни разу в жизни мама не сделала дочке никакого подарка без повода, никогда не было в жизни Маши никаких сюрпризов, когда родители заранее готовятся, выясняют, что хотели бы получить их сын или дочь, покупают это и искренне радуются, глядя, каким восторгом загораются глаза их чада при виде заветного подарка. Маме ничего такого просто не приходило в голову. Есть у Маши все, что нужно, — и ладно.

Раньше была бабушка, она Машу любила, ей доставляло удовольствие Машино общество, но мама сделала так, чтобы теперь не осталось никого, Маша одна, совсем одна в этом мире. И в ночь смерти бабушки, в самую страшную ночь Машиной жизни, мама встретила ее руганью и пощечиной.

Такие мысли посещали Машу каждую ночь, и однажды она нашла в ящике на кухне упаковку димедрола и проглотила все двенадцать штук таблеток, запивая их водой прямо из чайника. Посидела немного, глядя в окно на пустой темный двор, на деревья с голыми черными ветвями, на обледеневшие машины. Скучно… Пусто и одиноко… Все пройдет, сказала бабушка и погладила Машу по голове…

Маша сгорбилась на стуле и надолго затихла.

Когда она снова повернулась к окну, на дереве с оранжевыми ветвями сидел кот. Кот был совершенно зеленый. У кота было шесть лап.

«Так не бывает», — в ослабленном сознании мелькнула последняя здравая мысль, Маша схватила чайник и бросила его на пол.

Мама проснулась от грохота, и Маша, прежде чем окончательно отключиться, успела показать ей пустую упаковку от таблеток.

Она пролежала в больнице больше месяца. Условия там были отличные, доктора и сестры относились к ней ласково — мама не пожалела денег. Маше поставили диагноз — нервный срыв после смерти бабушки, лечили легким успокоительным и разными процедурами. Однако после месяца такого лечения особенных сдвигов не наблюдалось — Маша по-прежнему оставалась в депрессии, мало говорила, мало ела, ничем не интересовалась. Ее показали консультанту — старому профессору с седыми кустистыми бровями. Профессор поглядел на Машу, почитал историю болезни, удалил сестричку из кабинета и сказал Маше, чтобы перестала валять дурака. Хватит мучиться детскими обидами, пора повзрослеть.

— У тебя вся жизнь впереди, а ты хочешь ее начать с психушки? — громко спросил он. — Туда, милая, ты всегда успеешь. Вот еще месяц-другой тут проваляешься, будет поздно школу заканчивать, год пропадет, отстанешь, друзей потеряешь.

— У меня нет друзей! — излишне резко сказала Маша.

— А кто в этом виноват? — не растерялся ее собеседник. — Ты сама отталкиваешь от себя людей, уходишь в себя, как в раковину, и ничем не интересуешься! Девочка, ты должна сама себя преодолеть, тогда все наладится!

После продуктивной беседы с доктором Маша осознала, что ей давно уже надоело тосковать, к тому же пришла весна и захотелось на улицу. Профессор вызвал еще в кабинет маму, и долго оттуда раздавался его сердитый бас. Криком-то маму было не взять, она на своей работе всякого повидала, могла человека одним словом, что называется, по стенке размазать. Профессор, как умел, пытался объяснить маме ее поведение. Объяснить-то он объяснил, и мама кое-что поняла, вот только переделать себя у нее не получилось. Да Маше этого уже и не требовалось.

Они все так же мало разговаривали по вечерам, только теперь это Машу не задевало нисколько. Она быстро догнала сверстников в учебе, сдала выпускные экзамены без троек и решила поступать в Университет искусств на искусствоведческий факультет. Она ждала от мамы резкого отказа — обучение там было платным и, по маминым меркам, совершенно бесполезным. Что это за профессия — искусствовед? Ни денег приличных, ни перспектив… Но мама только пожала плечами и сказала, пускай Маша делает, что хочет.

Она, как всегда, была очень занята своей работой, домой приходила поздно.

— Девочки, может, еще кофе хотите? — крикнула буфетчица от стойки.

Она вовсе не собиралась нас выгонять, просто ей было скучно. Студенты все куда-то исчезли — очевидно, начались занятия, мы с Машей сидели в кафе совершенно одни.

— Я выпью! — крикнула я. Валандаться с этой тетехой столько сил нужно, кофе меня поддержит. — Слушай, давай уж переходить ближе к делу! — недовольно сказала я.

В самом деле, сижу тут почти час, а что узнала? Понимаю, конечно, девочка расстроена, ей хочется рассказать кому-то от печки всю свою жизнь, очень, кстати, несладкую — при такой-то мамаше. Но за этим идут к психоаналитику. А мне-то платят деньги за результат, а не по часам! И к тому же Бонни дома один, а дядя Вася совершенно извелся небось в машине…

— Извини, — Маша покаянно наклонила голову, — что-то я действительно разболталась…

— Ничего, — оттаяла я, — продолжай уж…

Учиться в университете Маше нравилось. Интересные предметы, замечательные преподаватели, вот Геннадий Серафимович, он так много знает и так увлекательно рассказывает!

Глаза ее вспыхнули, даже щеки порозовели. Маша поймала мой внимательный взгляд и тут же опустила глаза в чашку.

Ребята в группе подобрались неплохие, у Маши появились друзья, и она очень подружилась с Ленкой Симаковой, прямо стала с ней не разлей вода.

На восемнадцатилетие мама подарила Маше поездку в Италию. Маша была рада побывать в стране прекрасных замков, дворцов, мостов и фонтанов. А когда она вернулась, в доме многое изменилось. Мама стала какой-то другой — постриглась, купила новую яркую одежду. Теперь вместо черной «Ауди» ее ждал по утрам у подъезда серебристый «Мерседес». И водитель поменялся — вместо солидного немногословного Михаила Петровича за рулем сидел Виталик — здоровенный мордатый парень с красным лицом и наглым взглядом, которым он обшарил Машу с головы до ног при первой встрече. Машу неприятно поразило, что Виталик, привезя маму домой вечером, никогда сразу не уезжал, а долго ужинал на кухне, а потом пил пиво и смотрел телевизор в гостиной, громко комментируя спортивные передачи.