Антикварщики - Кирилл Казанцев Страница 13

– Наружка проводила тебя и Пельменя до его логова, – начал печальное повествование Железняков. – Ты заботился о нем, как о брате. Бригада осталась его пасти на ночь. После Пельменя в подъезд заходила только пожилая женщина, живущая на третьем этаже. В четыре ночи девушка с пятого этажа возвращалась из гостей…

– Если в четыре утра – это уже не девушка, – больше по привычке, чем от веселья, брякнул я.

– Она увидела на ступенях труп с огнестрельными ранами в области головы и груди. Позвонила в милицию, – завершил короткий рассказ Железняков.

– Мои сотрудники проводят неотложные действия, отрабатывают жилой сектор, – добавил Масляненко. – Выстрела из соседей никто не слышал.

Соседи, наверное, обрадовались точно так же, как и я, когда их в пять часов утра тащили из теплой постели.

– С глушителем сняли? – спросил я.

– Похоже на то.

– Ну не гад этот Пельмень? – возмутился я. – Сыграл в ящик, а наводку так и не дал! Самого-то его, павиана, не жалко.

– Тоже божья тварь, – возразил Железняков. – Любого человека жалко.

– Не до баптистских проповедей, – отмахнулся я. – Как убийца прошел мимо наружки? Наверное, дрыхли сони без задних ног.

– Может, в Москве и спят на посту, – ледяным тоном произнес Масляненко, – у нас люди добросовестно относятся к своим обязанностям. Из подъезда никто не выходил.

– Как же киллер ушел?

– На чердаке живет бомж. Говорит, что ночью по чердаку прошел мужчина. Бомж спрятался, и тот его не заметил. Там лампочка тусклая горит. Бомж сумел рассмотреть, что мужчина высокий, светлые волосы, в клетчатом пиджаке.

– Клетчатый, – задумчиво произнес я, припомнив не к месту знаменитый фильм «Приключения принца Флоризеля» – там главный злодей носил кликуху Клетчатый…

– Найдем голубчика, – заверил Железняков. И, подумав, честно добавил: – А может, и не найдем.

– У нас спокойный тихий город. Как вы приехали – два трупа. Глухих. Вам поиграться в игрушки, а нам все расхлебывать, – завелся Масляненко.

– Вместе расхлебывать, – возразил я.

– Одна морока всей России от вашей Москвы.

– В корень глядите, – согласился я. – Но висяка не два, а один. Лазутина убил Пельмень.

– На его трупе что – явка с повинной была?

– Я его для удовольствия следователя опознаю. И наружка. Хоть и не разглядели его, но для пользы дела можно и узнать.

– Ну спасибо. А с трупом Пельменя как? Тоже убийцу опознаете?

– По Пельменю работать надо. Обходы, опросы – не мне вас учить. Убил его хозяин, который мне в ресторане «стрелку» забил.

– Зачем? – спросил Железняков.

– Чтобы обрубить ниточку. Пельмень обрубил Лазутина. Хозяин обрубил Пельменя.

– Теперь кто-нибудь обрубит хозяина, – хмыкнул Железняков.

– Развели вы тут страсти мафиозные! – воскликнул Масляненко.

– Мафия развела, – сказал Железняков. – Кто же этот хозяин?

– Как кто, – сказал я, разом все вспоминая. – Клетчатый.

Тип в темных очках и клетчатом пиджаке за столиком с девахой по правую руку. Деваху мог прихватить на любом углу – для отвода глаз. Выпасал, гаденыш, присматривался ко мне.

– Я его тоже видел, – сообщил я…

* * *

Здравствуй, дорогая моя столица. Здравствуй, родная Петровка, 38. Можно поздравить и себя, и Железнякова с прибытием. И с полной порцией тумаков.

Прием нас ждал теплый. Мы прошлись по нескольким кабинетам в порядке иерархии их хозяев. Там нам попытались причинить как можно больше моральных повреждений. Но не на тех нарвались. И я, и Егор неплохо владеем тактикой поведения в подобных ситуациях. Надо только вытянуться по стойке «смирно», преданно глядеть начальству в глаза, отвечать коротко и четко: «Есть. Так точно. Будет исполнено. Совершенно верно, дурак-с, виноват-с». Возражения бесплодны и смешны, особенно если за тобой есть доля вины. Они воспринимаются как унижение начальственного достоинства. Хозяева высоких кабинетов не для того карабкались ввысь и нашивали на брюки лампасы, чтобы выслушивать аргументированные возражения и дельные ответы. Чиновникам что-то объяснять бесполезно. На равных можно говорить с оперативниками, пусть даже и лампасными, но таковых очень немного.

Все-таки в одном из кабинетов черт потянул меня за язык, за что я тут же был «бит шомполами». Впрочем, не скажу, что меня это сильно задело. Проработка, пропесочивание – с каждым годом эти административные экзекуции становятся все менее страшными. В двадцатом году в результате такой проработки могли пустить в расход в подвале ЧК, в тридцать седьмом – подарить пилу и участок выработки в глухой тайге, в восьмидесятом – выгнать из партии и вышибить из органов. Сегодня же юрист в банке или специалист в службе безопасности получает тысячу долларов, сотрудник МУРа с юридическим образованием – восемьдесят. Так что угрозы изгнания из гильдии звучат просто смешно. Сегодня сотрудника надо беречь. Особенно когда сотрудник умеет работать и занимается этим делом сутки напролет за копеечку. Но даже если сотрудник за ту же зарплату не делает ничего, его тоже надо беречь, поскольку на его место специалиста с высшим юридическим образованием не найдешь. Так что есть в нынешней ситуации и свои положительные стороны. И не разоряйтесь, господа начальники, берегите нервы и голосовые связки. Ничего вы мне не сделаете. Выгоните? Никогда. Выговор влепите? У меня их, как и благодарностей, больше, чем у ежа иголок.

– Молодцы, отличная работа, – оттаскал нас напоследок за уши Семеныч – начальник отдела. – Особенно хорошо ты, Алексей, постарался. Неделя в кабаках. Список выпитого и съеденного я читать утомился. Денег ухнул – тебя можно было в Америку на обмен опытом послать.

– Мне эта Америка… А эти кабаки… Во они мне где, – я провел ребром ладони по горлу.

– Конечно, днем и ночью гудеть – надоедят… Почти три тысячи долларов как корова языком слизнула за будильник этот…

– Да вы что! Часы отличные!

– Двух фигурантов убили. Я не знаю, такое вообще когда бывало? Вы не на Книгу рекордов Гиннесса нацелились?

– Эпоха переломная. Кровавая, – вздохнул я.

Действительно, кровавая. И кровь уже не выглядит так страшно. Несколько лет назад шеф пропесочивание начал бы с убиенных фигурантов, а закончил бы денежными потерями. Сегодня трупов с огнестрельными, ножевыми ранениями, разорванных, растерзанных, съеденных – тьма-тьмущая, два лишних ничего не изменят. А вот денег на оперрасходы жалко, как своих.

Все-таки шеф относился не столько к чиновникам, сколько к оперативникам, к тому же был он не слишком большим начальником, знал все и про нашу зарплату, и что в банке, куда меня зовут уже третий год, я буду получать в четыре раза больше, да и вообще все понимал, поэтому сил на угрозы и обещание страшных кар не тратил. Процесс пропесочивания длился недолго и носил характер больше формальный. Под конец Семеныч, посмотрев на нас долгим, укоризненным взором, осведомился: