Живые и мертвые - Неле Нойхаус Страница 13

Зазвонил его мобильник.

– Все ясно, – кивнул он своей начальнице. Она вышла из кабинета, и он взял телефон.

– Пап! – закричала ему в ухо Розали. – Мама только что оставила мне малявку, хотя мы договаривались на завтра!

– Я не малявка! – запротестовала возмущенно София, и Боденштайн улыбнулся.

– Успокойся, – бросила Розали своей младшей сестре и снова заговорила в трубку: – Ей нужно сегодня в Берлин, потому что якобы что-то изменилось в ее графике. И что мне теперь делать? У меня еще столько дел, и я ведь не могу оставить Софи одну! И как же мне…

– Я приеду через полчаса, – перебил Боденштайн свою старшую дочь, – и ты можешь быть свободна.

Он достал из гардероба пальто, взял папку и выключил свет в кабинете. На ходу он выбрал в меню мобильного телефона «контакты» и нашел номер бывшей жены. Это так типично для Козимы! Не было случая, чтобы она со своими планами и спонтанными идеями приняла во внимание планы других – ни его, ни детей.

* * *

Пия отложила в сторону жужжащий мобильник, когда увидела, что звонивший воспользовался функцией скрытия номера. В половине восьмого вечера это мог быть только кто-то незнакомый или дежурно-диспетчерская служба. Ровно через двадцать четыре часа они будут сидеть в самолете, держащем курс на Эквадор, и она не хотела, чтобы что-то поколебало принятое ею, наконец, решение.

– Ты не хочешь ответить? – спросил Кристоф.

– Нет.

Она только что задала лошадям их вечернюю порцию сена и хотела уютно устроиться на диване и посмотреть вместе с Кристофом какое-нибудь видео, распив при этом как минимум одну бутылку вина.

– Ты уже подобрал какой-нибудь фильм?

– Может быть, «Залечь на дно в Брюгге»? – предложил Кристоф. – Мы его уже давно не смотрели.

– Пожалуйста, только никакого оружия и жертв, – попросила Пия.

– Тогда просмотр из нашей видеотеки отменяется, – сказал он и усмехнулся. При всей своей любви к Пии он ни за что бы не позволил уговорить себя смотреть «Стальные магнолии» или «Дьявол носит Prada». И пока он искал на канале «SKY» какой-нибудь футбольный матч или скучнейшую документалистику на «ARTE», Пия переключилась на Джеймса Бонда. Это всегда интересно и заставляет ее отвлечься от дел.

Мобильник продолжал настойчиво жужжать.

– Ответь же, наконец, – сказал Кристоф. – Похоже, что-то важное.

Пия вздохнула и взяла телефон.

– Фрау Кирххоф, извините за беспокойство, – сказал дежурный комиссар. – Я знаю, что у вас отпуск, но я не могу найти никого из комиссариата К‑11. У нас еще один труп. На этот раз в Оберурзеле.

– Черт возьми, – пробормотала Пия. – А где Боденштайн?

– Он не отвечает. Но я буду пытаться ему дозвониться.

– Куда ехать? – она перехватила взгляд Кристофа и пожала плечами, выражая свое сожаление.

– Хайде, 12, в Оберурзеле, – ответил дежурный. – Экспертов я уже проинформировал.

– Хорошо. Спасибо.

– И вам спасибо. – Ему хватило приличия не желать ей приятного вечера, потому что этого уже не могло быть.

– Что случилось? – поинтересовался Кристоф.

– Лучше бы я не отвечала на звонок. – Пия встала. – Опять труп, в Оберурзеле. Мне очень жаль. Я надеюсь, что шеф скоро приедет, и я быстро исчезну.

* * *

Боденштайн был чрезвычайно рад тому, что играл лишь второстепенную роль в хаотичной жизни своей жены. Ему потребовались годы, чтобы признаться себе: в приспособлении к ее постоянно меняющимся планам не было ничего «волнующего», а была лишь сплошная нервотрепка. Козима запросто переносила назначенные еще несколько недель назад встречи, если ей вдруг неожиданно приходило в голову что-то другое, и она рассчитывала, что люди в ее окружении безропотно смирятся с этими изменениями. Гибкость и спонтанность – два слова, которые она пропагандировала как положительные качества, были в глазах Боденштайна не чем иным, как доказательством неспособности организовать себя.

– Я хотела взять такси, но они могли прислать его только через час, – сказала Козима, когда Боденштайн укладывал ее вещи в багажник своего «Комби». – Это ведь чистое бесстыдство!

– Если бы ты заказала его накануне, наверняка не было бы никаких проблем, – возразил Боденштайн и захлопнул крышку багажника. – Это все?

– Боже мой, сумочка! Она здесь? – Козима снова открыла багажник. Боденштайн сел за руль и повернулся к Софи, которая сидела сзади в детском кресле.

– Ты пристегнулась? – спросил он.

– Конечно! Это сможет и младенец, – ответила его младшая дочка.

– А, вот она! – крикнула Козима и захлопнула крышку багажника. Потом она села на пассажирское сиденье рядом с Боденштайном. – Боже мой, сплошная суета!

Боденштайн воздержался от комментариев, завел двигатель и тронулся с места. Есть вещи, которые никогда не меняются.

Козима болтала всю дорогу, пока они ехали через Фишбах и Келькхайм по трассе B8, и замолчала, только когда он у Майн-Таунус-Центра выехал на автобан А66 в направлении Висбадена. Боденштайн быстро повернул голову направо и в темноте увидел огни Биркенхофа, где жила Пия со своим спутником жизни. Может быть, психолог-криминалист, которого Николя ему навязала, действительно сможет помочь им раскрыть преступление, хотя без Пии, Джема и Катрин он чувствовал себя потерянным. За всю его карьеру в уголовной полиции было лишь несколько оставшихся нераскрытыми случаев, и у него появилось нехорошее чувство, что убийство Ингеборг Роледер тоже может стать «глухарем» и оказаться в картонной коробке в архиве, так как ситуация с уликами редко оказывалась столь плачевной, как в этот раз.

– Пап, когда мы, наконец, приедем? – спросила София сзади.

– Уже сейчас, – ответил Боденштайн и включил правый поворотник. Через несколько минут перед ним вспыхнули огни франкфуртского аэропорта. Сколько раз привозил он сюда Козиму, когда она куда-нибудь уезжала. Он знал эту дорогу как свои пять пальцев. По обыкновению, во второй половине дня в аэропорту стояла невероятная суматоха, но Боденштайну повезло, и он нашел место на кратковременной парковке перед залом вылета. Он вышел из машины, взял тележку для багажа и, пока Козима прощалась с Софи, погрузил на нее чемоданы и сумки.

Потом они стояли друг против друга и говорили.

– Это немного напоминает старые времена, не так ли? – Козима улыбнулась чуть смущенно. – Счастливого Рождества тебе, Оливер! И спасибо за все.

– Не за что, – ответил Боденштайн. – Тебя тоже с Рождеством! Позвони в сочельник, мы все соберемся у меня.

– Да, я тоже с удовольствием бы присоединилась к вам, – сказала Козима, удивив его этой фразой, и вздохнула. Она не казалась особенно счастливой. В ней не было больше той лихорадочной эйфории, которая охватывала ее раньше всякий раз, когда она уезжала на съемки давно запланированного фильма.