Маэстра - Л. Хилтон Страница 13

Я сняла картину со стены в столовой и поставила на кресло рядом с окном, чтобы получше рассмотреть при дневном освещении. Поначалу мне было понятно, почему друг Руперта так разволновался: композиция ритмично организована, слева на заднем плане группа леди, джентльменов и конюхов наблюдает за тремя лошадьми, которые несутся галопом с холма по направлению к зрителю. Лошади выписаны просто великолепно, две гнедые и одна серая, конечности раскинуты в стремительной симметрии. На фоне приглушенных тонов пасмурного утра яркими пятнами выделяются ливреи конюхов и сияющие в первых утренних лучах шкуры лошадей. Присмотревшись повнимательней к группе зрителей, я разочарованно отметила, что персонажи выписаны как-то беспорядочно и скучно, пространство между фигурами хаотично заполнено предметами для пикника в стиле вычурного XVIII века. Из-за этого нарушается равновесие композиции и внимание зрителя непроизвольно перемещается от грациозных, искусно выполненных лошадей к группке людей, что для Стаббса совершенно нехарактерно, подумала я. Поколебавшись, я стала разглядывать сигнатуру, подозрительно идеально совпадающую с подписью Стаббса, потом перевернула полотно, чтобы проверить заднюю сторону. На раме был наклеен небольшой ярлык с надписью «Урсфорд и Свит» – название давно уже закрывшейся лондонской галереи. На ярлыке я прочитала название картины: «Герцог и герцогиня Ричмонд на скачках», ниже стояла дата – 1760 год. На заднем плане, позади фигур, виднелась вывеска с надписью «Ньюмаркет». Стаббс был выдающимся анималистом своего времени, никто, кроме него, не умел столь искусно изображать лошадей, но, насколько мне было известно, на ипподроме Ньюмаркета он никогда не работал. Порадовавшись, что прихватила с собой систематический каталог, я принялась листать его, пока не нашла другое изображение тех же герцога и герцогини в Гудвуде, датированное 1760 годом. Определенное сходство лиц, конечно, присутствовало, однако объяснялось скорее приметами времени, чем точностью изображения. Видимо, Руперту это показалось достаточным доказательством подлинности. Вполне возможно, что Стаббс мог изобразить своих благодетелей в Ньюмаркете, хотя никаких упоминаний о подобном визите я не нашла, как, впрочем, и каких-либо сведений, подтверждающих существование такого полотна. Внезапное обнаружение нового полотна Стаббса, разумеется, стало бы событием, причем событием крайне прибыльным, поэтому, расстроившись, я сделала несколько снимков, составила подробный отчет, в котором, кроме всего прочего, указала, что, по моему мнению, картина представляет собой имитацию, сделанную кем-то из современников. До поезда оставался еще час, и Тайгер любезно предложил мне посмотреть конюшни. О том, как весело мы с ним поскакали в одном из загонов, Дейву я решила не сообщать.

– Это все очень странно, Дейв! В январе меня отправляют на оценку, я пишу, что это работа подражательного характера, а летом оказывается, что это подлинный Стаббс! И еще: вывеска с надписью «Ньюмаркет» с картины исчезла. Руперт заявил, что она оказалась более поздним слоем, который сняли во время чистки картины, и сигнатура почему-то теперь в другом углу!

– Погоди, напомни-ка, откуда эта картина?

– Хозяин утверждает, что ее приобрел его прадедушка. Ярлык галереи «Урсфорд и Свит» на Бонд-стрит, они закрылись сразу после войны.

– Но тебе показалось, что это все-таки восемнадцатый век?

– Да, но…

– А откуда тогда она попала в «Урсфорд»?

– Ну уж точно не от нас. Если бы мы упоминались в провенансе, Руперт бы не преминул написать об этом в каталоге.

– Значит, от них?

Два ведущих аукционных дома Лондона всегда находились в состоянии жесткой борьбы, как Оксфорд и Кембридж, поэтому сотрудники никогда даже не произносили название конкурирующей организации вслух.

– Конечно, «Урсфорд» могли приобрести ее у частного лица, но шансов немного, скорее всего, ты прав. Но что толку? Они все равно ни за что не разрешат мне воспользоваться их архивом…

– Один мой старый приятель работает у них в хранилище «старых мастеров». Он легко может провести тебя в архив. Если хочешь, прямо сегодня, в обеденный перерыв. Кстати, почему тебя так заинтересовала эта картина?

– Не знаю… Просто не хочу, чтобы мы совершили серьезную ошибку.

У меня не было желания объяснять Дейву, что мое внезапное превращение в Нэнси Дрю связано с тем, что я решила завоевать наконец хоть какое-то уважение среди коллег и спасти лицо нашего дома от публичного позора. Стаббс – дело серьезное, «Британские картины» всегда в первую очередь выставляют на аукцион шедевры, на которых присутствуют животные. Я сгорала от нетерпения, предвкушая, как разоблачу подделку на следующем собрании и в мою честь будет устроен благодарственный обед в зале для заседаний совета директоров, а потом меня повысят. Мне хотелось доказать им, что я способна на большее, чем возбуждать стариков-извращенцев вроде полковника Морриса. Это мой шанс добиться успеха благодаря моим знаниям и таланту, шанс доказать, что я могу работать на высоком уровне!

Вообще-то, мне полагался час на обеденный перерыв, но я вполне могла позволить себе немного задержаться, если учесть, что все остальные сотрудники считали своим неотъемлемым правом обедать около трех часов. К тому моменту, как я добралась с Пикадилли на Нью-Бонд-стрит, у меня в запасе оставалось еще около сорока минут.

– Вы Майк? Друг Дейва? Меня зовут Джудит Рэшли, огромное спасибо за то, что согласились помочь мне, у нас в отделе сейчас настоящий цейтнот!

Я с трудом сдержала улыбку, заметив торчащую из заднего кармана джинсов Майка книжку под названием «Крушение надежд: правдивая история о материнской любви, супружеской измене и хладнокровном убийстве в штате Техас».

– Я вас туда проведу, а потом уйду на обед. Вы тоже торопитесь, вот и хорошо, но если кто-нибудь у вас спросит, почему у вас нет пропуска от главы отдела, меня в это не втягивайте, договорились?

– Конечно! Мы очень ценим ваше понимание! Как я уже говорила, у нас полный цейтнот, еще раз большое спасибо!

Архив наших конкурентов находился в галерее с чудесными резными панелями на стенах и видом на Сэвил-роу. Они тоже так и не удосужились оцифровать архивные материалы, и, глядя на длинные ряды массивных двустворчатых книжных шкафов начала XVIII века, казалось совершенно невозможным, что даже настоящему гению систематизации удастся разобраться в этом хаосе. Кроме меня, в архиве работало еще несколько человек, в основном мои ровесники, практиканты и ассистенты, которые с нетерпением ожидали обеденного перерыва и украдкой строчили эсэмэски на своих телефонах. На меня никто из них внимания не обратил.

Если датировка картины верна и она действительно написана в 1760 году, то между ее созданием и закрытием «Урсфорда» в 1913-м прошло около ста пятидесяти лет, однако ярлык был отпечатан на машинке, а значит, галерея приобрела полотно не раньше 1880 года, следовательно, логично начать именно с этого периода. К счастью, наши дома использовали одну и ту же систему каталогизации, так что я начала просматривать карточки, на которых значилось название картины, иногда прилагалась фотография, а также информация о дате покупки и цена. Обновление карточек каталога – одно из самых жутких занятий, которое мне волей-неволей пришлось освоить. Стаббс попадался довольно часто, но наше полотно ни одному из описаний не соответствовало. Обнаружила я и несколько работ его учеников и подражателей-современников, причем пять из них датировались как раз периодом с 1870 по 1910 год. Одна работа вполне могла оказаться подлинным Стаббсом, идентификационный код ICHP905/19, что означает «Important Country House Pictures English Paintings» (Важные английские полотна дома «Кантри-Хаус пикчерс»), которая была продана в 1905 году в качестве лота номер девятнадцать. Я бросилась к стеллажам, схватилась обеими руками за ручку ящика с этикеткой «1900–1905» и с трудом раскрыла его. Быстро перебирая карточки, я наконец добралась до 1905 года в поисках пометки «Important Country House Pictures». Вот она! «Собственность графа: „Герцог и герцогиня Ричмонд на скачках“. Продано У. Э. Свиту, эсквайру, ушла с молотка за 1300 гиней». Судя по всему, имеется в виду граф Галифакс, обладатель одной из самых богатых коллекций Стаббса в стране. Так, похоже, это все-таки подлинник… К своему удивлению, я испытала извращенное разочарование. Мой блестящий план по спасению Руперта от катастрофической ошибки рухнул. Что ж, такое случается, когда эксперт при оценке принимает подлинник за работу кого-то из подражателей, вот и все. Ошибку совершила я, а не Руперт. Ладно, смогу хотя бы предоставить полезную информацию для провенанса, Руперт наверняка это оценит.