Визитка злой волшебницы - Людмила Зарецкая Страница 13

– Почему не знаю? Знаю. Как я на ноги встала, как у меня бизнес пошел, так почти все мои родственники начали меня находить. Марине сейчас семьдесят три. Она лет пять назад звонила, жаловалась, что пенсии не хватает, что у дочери ее жизнь не сложилась, в разводе она. Просила помочь. А я ответила, что если бы хотела содержать дом престарелых и неудачников, то учредила бы такой фонд. И попросила больше мне никогда не звонить.

Илюша в Афгане погиб. Машку и ее двоих детей муж убил, пьяный топором зарубил. Это давно было, я тогда только-только школу закончила. Игорь от инфаркта умер в сорок лет. Ангелинка жива, ей уж шестьдесят четыре. Она на Украине живет, замуж туда вышла. Мы раньше к ней летом ездили. У нее там собственный дом с садом. Она баба хорошая.

Ванька у нас уголовник. По тюрьмам и зонам лет тридцать провел. Лена так в Череповце и прижилась. Видимся мы с ней редко, созваниваемся раз в месяц, весной к ней на юбилей поеду. С Валюхой мы и не расставались. Она меня в детдоме проведывала, подкармливала. Ей нелегко пришлось, она, как и я, сама в жизни пробивалась. С шестнадцати лет работала. Вот уж два года на пенсии. Я ей дачу купила, она огород разбила, в земле копается. Нравится ей это очень.

Павлик в Китае живет. Он электроникой занимается. Электронные табло в автобусах видела? Так вот, это его. После детдома смог и институт закончить, и диссертацию защитить. С ним мы всегда видимся, когда он в Россию приезжает. А Ольку в детдоме удочерили. Она красивая очень была девочка, послушная, тихая и умненькая. Я ее, как ни искала, найти так и не смогла.

– А мне всегда казалось, что большие семьи очень дружные, – сказала Инна. – Я сама-то единственный ребенок у мамы и всегда в детстве мечтала, чтобы у меня был брат или сестра.

– А я в детстве всегда мечтала, чтобы в комнате тихо было, когда я уроки учу, – засмеялась Манойлова. – А то я за учебники, а младшие в прятки играют, а старшие музыку слушают. Дурдом.

Закончив школу, Тася поступила в строительный техникум. Ее любимым предметом всегда было черчение, так что училась она с упоением и зарабатывала вторую стипендию, выполняя сложные чертежи для однокурсников.

Ее ближайшая подружка встречалась со студентом-физкультурником. Именно он как-то привел к ним в комнату своего соседа по общежитию. Звали его Гаврила Манойлов, и учился он на самом немужском факультете местного института – музыкально-педагогическом.

Молоденькую Тасю совершенно заворожили слова, которые сами по себе уже звучали как музыка: Шопен, Людвиг ван Бетховен, Аппассионата, аллегро… Гаврила казался ей человеком из другого мира. А еще он проникновенно читал мудреные стихи, смысла которых Тася не понимала.

Марш Мендельсона (по словам Гаврилы, у него была еще одна фамилия – Бартольди) прозвучал для Таисии, когда ей было девятнадцать.

– Коленька у нас родился спустя три года. Мы к тому времени уже оба институты окончили. Гаврила в школу распределился. Ему, как отличнику круглому, удалось выбить распределение в городе. Я в строительный трест устроилась. У меня зарплата даже побольше, чем у него, была. Да и квартиру нам довольно быстро, благодаря мне, дали.

Мы с ним хорошо жили, мирно. Он в семье за духовное отвечал: Коленьку по театрам водил, по музеям, книжки ему читал, репродукции в журналах разглядывал. А я по материальной части была: домой сметную документацию брала, подрабатывала в трех местах, чтобы денег заработать. Обычная семья, как у всех.

Мне всегда хотелось иметь только одного ребенка. Многодетность я на дух не переносила. Как видела на улице женщину хотя бы с тремя детьми, так прямо до рвотных спазмов… Но когда почти в сорок лет забеременела, подумала и решила ребенка оставить. Коленька уже школу заканчивал. Гаврила тоже был не против. Он-то всегда детей любил. Дочку очень хотел. Так у нас Эвелина родилась.

А времена были тяжелые, голодные. Я пока в декрете сидела, по сторонам-то огляделась и стала челноком в Польшу ездить. За год мы квартиру обставили, ремонт сделали, а потом я проанализировала, что и как, и со шмоток на стройматериалы перекинулась. Смекнула, что за ними будущее.

– А муж вам помогал? – спросила Инна, вспомнив разговор с Головко.

– Гаврила-то? Нет, его моя деятельность страшно бесила. Он кричал, что я спекулянтка, отказывался жить на деньги, заработанные нечестным путем, и все время боялся, что за мной придут. Ну, а когда бояться надоело, он просто от меня ушел.

– А как же дети?

– А что дети? – Манойлова пожала плечами. – Эвелине к тому моменту уже пять исполнилось, а Коленька институт закончил. Он мне так во всем помогал… И с дочкой, и с бизнесом…При таком сыне никакого мужа не надо.

– Ну, сын мужа не заменит.

– А-а-а, вы про любовников? Так они у меня всю жизнь были и сейчас есть. Гаврила мой был человек высокоинтеллектуальный. Его проза жизни очень мало волновала во всех ее проявлениях. Как период стихотворной читки кончился, так и интерес у него ко мне угас. А я женщина темпераментная. Но интересы тела от интересов семьи всегда отличала.

Раздались шаги, и в арке, соединяющей кухню с гостиной, появился Коленька Манойлов. Инна снова подивилась его несколько несуразной внешности. Невысокий, щупловатый, в очках, которые ему удивительно не шли, он никак не ассоциировался с успешностью и богатством.

– Ой, сыночек пришел! – заулыбалась Таисия Архиповна. – А мы как раз с Инночкой вроде бы разговор закончили. Готовы попробовать твою оленину.

– Прекрасно, – молодой человек галантно поклонился Инне. – Окажите нам честь, отобедайте с нами!

«Боже мой, какие церемонии!» – подумала Инна, но благосклонно приняла приглашение.