Малышка, пойдем со мной… - Мартина Коул Страница 13

Моника испуганно смотрела на огромного мужчину перед собой. Уж очень он большой. Но, видно, хороший парень, которому во что бы то ни стало хотелось проявлять любезность, — по этой причине на него было больно смотреть.

Будучи крупного телосложения, она знала, какую борьбу ему приходится выдерживать дома, и не только с самим собой, но и с внешними силами. Хотя она и подтрунивала над ним вместе с Джоани, он ей очень нравился. Томми был добрым и сострадательным.

Она видела, что, несмотря на габариты, он на удивление легок на ноги. Это было второе, что бросилось ей в глаза: ему удавалось быстро передвигаться. У него это получалось даже лучше, чем можно было ожидать, судя по его комплекции, хотя он и пыхтел при этом, как паровоз.

Со своей стороны Томми испытывал блаженство. Рядом находились две женщины, которые разговаривали с ним как будто он — стоящая личность. Человек, с которым считаются и который принадлежит к их миру. Это был уже его третий визит, и он чувствовал, что его здесь и уважают, и ждут. Первое радовало его больше всего. Джоани теперь была для него богиней, и, поскольку она принимала его в своем доме, соседи смотрели на него совсем по-другому, особенно после того, как Джон-Джон однажды при всех потряс ему руку. Как и его мать, он, видимо, не судил о людях по внешнему виду. Томми сразу же решил, что мальчик ему нравится. Конечно, у него было право старшинства в семейных вопросах. Он был по отношению к сестрам как бы отцом, следившим за ними не хуже ястреба.

Теперь, благодаря Бруерам, люди приветствовали сидящего на балконе Томми, и он даже стал ежедневно совершать длительный поход в магазин. Уже одно это было трудным делом, но усилия не пропадали зря, так как теперь люди заговаривали с ним. Даже интересовались им. У него появилась собственная ниша в жизни округа.

К тому же у него появился неограниченный доступ к Кире, что для него было важно. Он любил ее, любил бывать с ней. Она была для него всем, но самое главное — она тоже любила его. Она сама сказала ему об этом. Девочка сообщила ему и о том, что семья сковывает ее инициативу, но он попытался разъяснить ей, какое это счастье, когда тебя окружают люди, искренне заботящиеся о тебе, и, как он понял, она догадалась, что он имеет в виду. Во всяком случае, он надеялся на это.

Джоани усмехалась, глядя на него: у нее такое приятное лицо. И ей не чуждо чувство собственного достоинства. Он не заметил этого во время их первой встречи, но через некоторое время оно воссияло. Он знал, что у нее тяжелая жизнь, и сочувствовал ей. Больше, чем другие.

— Значит, ты хочешь получить работу?

Томми осклабился во весь рот.

— Да, очень. Это было бы счастьем.

Он сделал взмах рукой, вызвав у Моники взрыв смеха. Но это был дружелюбный смех, отнюдь не злобный, не ущемляющий его честь. Это смех, к которому может присоединиться и он, а также все присутствующие. Он находился в своей стихии, даже несколько поощряя дух панибратства.

— Теперь нам остается лишь договориться насчет денег.

Томми сник.

— Прошу тебя, Джоани, я не могу брать деньги от друзей.

Джоани улыбнулась ему. Она понимала, что он действительно так считает, и ценила это, но ведь ему нужно платить. Достойную сумму.

— Послушай-ка, ты будешь получать несколько фунтов. И покончим с этим, идет?

Он улыбнулся и кивнул, довольный тем, что ее решение не входило вразрез с его собственным. Вот будет дело, когда он скажет отцу, что у него есть работа! Настоящая работа. Не то, чем он занимался раньше. Домашней, работой, рутинной, изнуряющей душу. Бесконечные часы, потраченные на изготовление коробок.

Теперь отец задумается.

— Хорошо, Джоани, как скажешь.

Он ликовал по поводу того, как все обернулось. Джоани позволила Томми приготовить чай, так как знала, что это доставит ему огромное удовольствие. Он парень неплохой, только одинокий. А она лучше других знала, что такое одиночество.

Но тут лицо Томми омрачилось. Вдруг отец воспрепятствует его присмотру за ребенком? И он тихо произнес:

— Единственным камнем преткновения является мой отец.

Моника встретила это гомерическим хохотом и громко произнесла:

— Да плюнь ты на него, Томми! Если нужно, Джон-Джон замолвит за тебя словечко. Так что не беспокойся об этом.

Но хотя он и улыбнулся, они увидели страх на его открытом лице. Затем страх исчез как по дуновению ветра. Джон-Джон разберется. Даже отец не посмеет перечить Джон-Джону Бруеру.

Женщины заметили, как изменилось выражение его лица, и оно вновь стало излучать счастье.