Генералы шального азарта - Евгений Сухов Страница 13

– Что?! – вскричал надворный советник Сысоев и кинулся в сторону Ксении.

Генка, пытаясь защитить ее, бросился навстречу, сбил Сысоева на диван, и завязалась борьба.

– Ты у меня, боров старый, на каторгу пойдешь, – шипел в ухо надворному советнику Генка.

– Нет, это ты, сопляк, пойдешь у меня на каторгу, – сипел в ответ Арнольд Артамонович. – Думаешь, я не понял, что тут у вас творится? Не-ет, молодой человек, я все прекрасно понял. – Сысоев, наконец, оторвал Генкины руки от своей шеи. – Значит, таким образом вы обираете приезжих? Подставляешь какому-нибудь простофиле свою сестру, потом врываешься в нумер и обличаешь заманенного в ловушку, так сказать, в домогательстве сестры? А затем, за ради того, чтобы избежать вмешательства полиции или огласки, требуешь от него «отступного»? Я правильно понял?

– Нет, не правильно, – прошипел в ответ Генка.

В руках у него невесть откуда появился «Кухенрейтер». Сысоев, увидев пистолет в руках врага, стал еще яростнее отбиваться, уже молча, громко сопя. Он перехватил Генкину руку с револьвером и стал ее выворачивать. Пистолет оказался между ними. Какое-то время шла неистовая борьба, а затем раздался выстрел. Генка жалобно вскрикнул и обмяк. Арнольд Артамонович, затихнув на мгновение, вдруг вскочил и с неизбывным ужасом посмотрел на Генку, у которого на груди растекалось алое пятно.

– Боже мой, Боже мой, – повторял он беспрерывно, не отводя взгляда от кровавого пятна. – Что же я наделал?!

Сдавленно закричала Ксения.

Она бросилась к «брату» и стала его тормошить, приговаривая:

– Гена, Геночка!..

Но Геночка не подавал никаких признаков жизни.

Осознав, наконец, весь ужас случившегося, надворный советник Сысоев схватил одежду и бросился вон из нумера. Тень каторги преследовала его до самых гостиничный дверей. А потом он умчался на нанятом извозчике в неизвестном ему самому направлении, лишь бы подальше от гостиницы; в его ушах не прекращал звучать сдавленный крик девушки…

* * *

Одна французская романистка написала книгу, роман в четыреста с лишком страниц. Там одна девица попадает в такие переплеты, что аж дух захватывает. А потом, в самом конце, на предпоследней странице, выясняется, что все это было не что иное, как сон этой девицы. И когда она пробудилась, то не могла определить, проснулась она или еще спит?

Примерно то же самое можно было сказать и про Ксению. Поначалу казалось, что все это ей снится: борьба Генки с приезжим господином, пистолет в его руках, выстрел…

Когда Ксения увидела на груди Генки красное растекающееся пятно, то она потеряла дар речи. У нее не получилось даже крика, – так, какой-то сдавленный хрип. Она не видела, как сбежал из нумера надворный советник Сысоев, не знала, сколько сейчас времени и что ей надлежит делать в сложившейся ситуации. Поймала себя на том, что тормошит Генку и плачет. Слезы из глаз лились рекой.

– Гена, Геночка, – шептали ее губы. – Что же теперь мне дела-а-ать…

– Ну, по крайней мере, перестать реветь, – раздался вдруг спокойный голос.

Ксения застыла.

«Что это? Ей померещилось, или это вылетевшая из Генки душа разговаривает с ней?»

Она всхлипнула и снова залилась плачем.

– Ты что, человеческих слов не понимаешь? – снова раздался бодрый голос Генки. – Тебе же сказано, перестать реветь, значит, надо перестать. И вообще, старших надо слушаться…

Нет, это не душа. Это говорил сам Генка.

А потом парень открыл один глаз. Тот буквально лучился смехом. Открыл второй. И схватил Ксюшу за плечи:

– Ага, испугалась!

Еще пуще заревев, Ксения обхватила Генку руками и прижалась всем телом. «Жив! Жив!» – стучало в мозгу.

А Генка лежал под раздетой Ксенией и не понимал, как надо себя вести.

Решение пришло само собой. Просто, исходя из ситуации.

Он обнял ее за плечи и поцеловал. Потом еще раз. И еще. Она отвечала на поцелуи; а когда его рука, погладив ее ягодицы под тканью панталон, стала проникать дальше, она не противилась и пропустила ее до самого сокровенного места. После чего… наступила благодать.

Слаще этого чувства Ксения никогда не испытывала. После того как естество Генки, как это ни странно, в одно мгновение разрушив девичью преграду, полностью вошло в ее вместилище, по телу разлилось такое блаженство, что после этого можно было бы и спокойно умереть. Но это было лишь начало.

Генка стал двигаться в ней, сопя и постанывая, и ей стало так несказанно сладостно, что она едва не потеряла сознание. А темп его движений учащался.

Кажется, кто-то кричал. И стонал в голос. Возможно, это была она. Или Генка. Потому что двое слились воедино, и было уже не разобрать, одно это существо или два. Да и не имело это никакого значения…

Потом Генка изогнулся, на секунду застыл и тоненько, по-мальчишечьи как-то застонал, содрогнувшись всем телом и вызвав у нее дрожь. А еще через мгновение мир внутри ее взорвался горячей волною, и больше она ничего не чувствовала…

* * *

– А это что? – Она указала пальчиком на валявшуюся на полу рубаху Генки с красным пятном на груди.

– Это малиновое варенье, – усмехнулся он. – Неплохая задумка, а? Я достаю пистолет, дабы застрелить твоего обидчика; тот, естественно, начинает сопротивляться, и в результате борьбы получается так, что он выстреливает в меня в упор. Я умираю, а он, напуганный до смерти, скрывается из гостиницы, побросав все свои вещи и документы. Как тебе?

– Здорово!

После того, что случилось, она смотрела на Генку иными глазами. Из товарища и друга, возможно, единственного, он превратился теперь в ее единственного мужчину и повелителя…

– Итак, наш улов, – Генка посмотрел на выпотрошенный чемодан надворного советника Сысоева, – составляет примерно около восьмисот рублей ценными бумагами и дорогими безделицами, которые нам надлежит покудова припрятать и до поры не трогать… Плюс документы на имя Арнольда Артамоновича Сысоева, которые со временем нам также могут пригодиться. – Он весело посмотрел на Ксюху и подытожил: – Весьма неплохо, а?

– А что мы будем делать дальше? – спросила Ксюша.

– Покамест то же самое. Надо сколотить достаточный капитал, чтобы открыть собственное дело в Москве. – Генка мечтательно потянулся. – Или в Петербурге…

Он не думал о собственном ремесле, домике с садом и спокойной и размеренной семейной жизни с Ксюшей. Ему нравилось то, чем они занимались сейчас. То есть разводкой простофиль и откровенным мошенничеством. А почему бы и нет? Деньги были хорошими и легкими, эта легкость притягивала, а заводить собственное дело означало трудиться. А какой же нормальный человек поменяет воздушные деньги на трудные, пусть даже и при наличии небольшого, как считал Генка, но риска. К тому же рисковать Генке начинало нравиться. А иначе скучновато было жить. А с риском и большими деньгами – весело!