Силы небесные, силы земные - Татьяна Гармаш-Роффе Страница 13

На аллее появились люди, и Лия, совершив новое отчаянное усилие, вырвалась, бросилась к ним. Троица — две женщины, один мужчина — смотрела на нее с неподдельным изумлением и, пожалуй, с некоторым отвращением… Еще бы: на лице, руках и коленях у Лии земля, трикотажная майка измята и перекручена… Но эти люди быстро взяли в толк, что случилось с девочкой. Мужчина даже попытался поймать насильника, но того уже и след простыл.

Компания довела ее до Ленинградки, поймала такси и сопроводила в ближайшее отделение милиции. Дали показания как свидетели и оставили Лию на попечение стражей порядка, пожелав ей удачи.

От звонка родителям Лия всяко пыталась отбрыкаться: мама же сердечница, ее может убить это происшествие!

Но ей не вняли, позвонили домой. К счастью, трубку снял папа. И сказал, что немедленно приедет.

Однако ждать его милиционеры не стали, принялись расспрашивать Лию. Она, несмотря на смущение и стыд, все описала честно, как просили. Но они все спрашивали и спрашивали, уточняли детали, о которых ей трудно было говорить… «Да, лифчик хотел… расстегнуть… Руку просунул…» — она заливалась краской, но отвечала: в милиции ведь надо отвечать.

К первым двум ментам подошел еще один, потом еще двое, и все они сгрудились вокруг Лии, жадно ловя каждую новую подробность. Она видела, как менты рассматривали ее — грудь, губы, — будто представляли себя на месте этой гнуси, которая напала на нее. Они завидовали насильнику! Они хотели бы оказаться на его месте!

Описать преступника ее попросили только в конце, когда приехал папа, и трое тут же отошли от стола, у которого сидела Лия, а последний немедленно взял ручку, какую-то бумагу и строгим голосом спросил девочку: «Опишите его!»

Описать нападавшего толком она не смогла: тогда она носила очки, они с нее слетели при первой же атаке. Только сказала, что бритый наголо, лицо квадратное, а глаза голубые.

Уходила она из милиции с чувством гадливости. И с желанием больше никогда туда не возвращаться.

Однако две недели спустя ее пригласили в милицию снова — на опознание. Мужчину задержали при обстоятельствах, сходных с теми, что описывала Лия.

Перед ней приоткрыли дверь кабинета, дали заглянуть: за столом сидел милиционер, а у стола парень… Кажется, тот самый.

— Ну, это он на тебя напал? — спросил ее сопровождавший мент.

— По-моему, он.

— По-твоему?

— Понимаете, с меня сразу очки слетели, когда он напал… И потом, я не могла его разглядывать, я думала только о том, как от него защититься… Но я помню его глаза, они такие странные. Голубые и будто плоские… понимаете? Я никогда раньше не видела таких глаз — как две плошки, как нарисованные! Это он, я уверена!

— Слушай, девочка, — сказал ей мент, — парень тебе ничего плохого не сделал, он просто в подпитии был. А ты толком не видела и не помнишь, у тебя фантазии. Парень из-за них может сесть! Это ему поломает жизнь, сечешь?!

А ей, пятнадцатилетней девочке, это жизнь не поломает? Почему они хотят защитить его, насильника, — а не ее, жертву?

— Короче, не уверен — не обгоняй! Не то тебя же и засудят за ложные показания, сечешь?

… Это теперь, спустя двенадцать лет, Лия осознала: ее просто-напросто запугивали. Никто бы ее не засудил, это полный бред! Просто те менты сочувствовали не ей, а насильнику. И идти к ним снова она не желает. Ничем ей в полиции не помогут…

— Понимаю тебя… — произнес Феликс, когда она закончила свой невеселый рассказ. — Но все равно считаю, что заявление сделать надо. Ты уже взрослая, тебе двадцать семь… — Он поймал вопросительный взгляд девушки. — Ну, тогда было пятнадцать, плюс двенадцать лет прошло, ты сама сказала… Я, кстати, думал, что тебе двадцать два от силы, и то лишь потому, что ты про учебу в университете упомянула… Короче, ты взрослая, и даже если те чмошники до сих пор в твоем районном отделе работают, то ты уже изменилась. А может, и они изменились, с возрастом обычно люди умнеют… Ладно, тебе решать. Открывай рот, займемся твоей щекой, наконец!

— А ты мне обещал рассказать, почему выбрал такую профессию.

— Согласен, буду заговаривать тебе зубы.

Лия улыбнулась и открыла рот. Феликс направил свет в нужную сторону, набрал лекарство в шприц…

Бабушка его умерла бы, если б не московский патологоанатом, приехавший с семьей в деревню возле озера Селигер в отпуск и снявший по соседству дом. Феликс помнит: бабушка в то лето беспрестанно болела, держалась то за поясницу, то за живот, и ей становилось все хуже. Но никто не знал, отчего: несколько раз ее возили в больницу, однако врачи не могли найти причину. Тогда еще не существовало нынешних методов диагностики, а оборудование ближайшей больницы и вовсе устарело на полвека.

К концу лета у бабушки случился острый приступ, и шестилетний Феликс подумал, что она умирает. Он забился в угол и плакал. Мама побежала к соседям, за московским врачом. Он пришел, мгновенно поставил бабушке точный диагноз, дал какие-то таблетки из своей аптечки и, не ожидая приезда «Скорой» (когда она еще доберется до деревни!), повез бабушку на своем «Запорожце» в больницу к своему другу-хирургу…

Феликс детали помнил смутно, но, главное, бабушку тот московский врач спас! И именно благодаря тому, что поставил правильный диагноз. Трудное слово патологоанатом Феликс тогда и научился выговаривать. Оно казалось ему синонимом к слову «волшебник»…

— Все, порядок, — Феликс закончил колдовать над ее щекой. — К дантисту можешь пока не ходить. Пусть щека и десна заживут, тогда и зубом займешься.

— Спасибо… Спать хочется…

— Мне бы тоже надо поспать хоть пару часов.

Ночь была на исходе, неяркий свет пасмурного утра проникал сквозь жалюзи.

— Давай так: ложись тут, на диванчике, а я в другом кабинете устроюсь. Скоро начнется рабочий день, нас разбудят, но чуток отдохнем… Идет?

— Это замечательно, Феликс Федорович, — загудел вдруг бас над ухом Феликса, — что ваше тело нашлось в моем кабинете. Поскольку в вашем кабинете обнаружилось другое тело, неопознанное. Принадлежит оно молодой женщине… красивой, между прочим. Уборщица наша напугалась до смерти, знаете все эти байки про оживших мертвецов, — так она решила, что это тело ожило и перебралось из холодильника к вам на диван, где снова умерло. В связи с чем Мария Никитична даже выдвинула не совсем научную, но увлекательную гипотезу: что вы, Феликс Федорович, девушку бросили при жизни, как водится у мужчин, — вот девушка и мстит вам после смерти!

Феликс сел, помотал головой, силясь сообразить, о чем речь. Перед ним стоял, сверкая очками, Александр Моисеевич, патриарх и бессменный глава патологоанатомического отделения. Губы его сложились в аппетитную улыбку — от такой всем становится смешно раньше, чем прозвучит шутка.

— Какое еще тело? — не понял Феликс.

— Ну как же, то, которое на вашем диване обнаружилось. И, заметьте, не мертвое, как решила наша уборщица, а всего лишь спящее. Я бы даже сказал, крепко спящее тело. Потому как оно до сих пор пребывает в объятиях Морфея, несмотря на шум и гам. И, коль скоро ваше уважаемое тело обнаружилось по соседству в аналогичном спящем состоянии, я делаю из этого факта вывод, что вы можете пролить свет на…