Лиссабон слезам не верит - Юлия Алейникова Страница 13

– Я так и знала! Я так и знала! – как заведенная повторяла Аська, сидящая на диване в гостиной, с бешеной скоростью опиливая ногти. – Я так и знала, что все это плохо кончится.

На этот раз ни о каком кокетстве с полицейскими речи не было. Аська в халате, нечесаная, бледная, предавалась отчаянию, пока полицейская бригада обследовала окрестности, беседовала с прислугой и увозила тело.

Спустя полчаса в гостиной появился инспектор. Крупный усатый дядька лет пятидесяти со строгими карими глазами, которые так и говорили: «Со мной финтить бесполезно, я про вас все знаю!» Усевшись в кресло напротив подруг, он расправил широкие плечи и взглянул на них инквизиторским взглядом.

– Итак. За что вы убили дона Родриго Мартима Дуарте Кошта, вашего соседа?

– Что? – взвизгнула Аська, ушам своим не веря.

– Так. – Юля распрямила плечи не хуже инспектора и посмотрела на мерзавца не менее волевым и решительным взором. – Анастасия, немедленно вызывай своего адвоката, впредь мы будем общаться лишь в его присутствии. И еще мы немедленно составим письмо в газеты, в департамент туризма, в Министерство иностранных дел, в российское посольство, мэру города, президенту страны и в правозащитные общественные организации по поводу предвзятой, отдающей ксенофобией и непрофессионализмом манеры вести следствие инспектора Мейра Абреу Фонсека, – взглянула Юля на лежащую перед ней карточку.

Никогда раньше она не произносила по-французски столь длинных и сложных фраз. Восхищенная собственными лингвистическими успехами, она взглянула на присутствующих.

Аська сидела, приоткрыв рот, с зажатым в руке, застывшей на полдороге к носу, носовым платком. Инспектор сидел молча, неподвижно, с бессмысленным выражением на неприятном квадратном лице, словно все еще слушал ее пламенную речь.

За окном сияли искренним восхищением простодушные глаза Жуана, рядом с ним виднелась макушка Кака, лицо его до окна не дотянулось, а может, он присел от страха.

Наконец инспектор пришел в себя и прокашлялся, а Аська все же донесла платок до носа и шумно высморкалась.

– Хорошо, что я тебя вызвала, так и знала, что пригодишься, – спокойно по-русски заявила подруга Юле.

– Ну спасибо, – язвительно отозвалась та.

В Юле манера поведения инспектора вызвала вполне ожидаемую рефлекторную реакцию. С некоторых пор представители иностранной полиции повадились выдвигать против ее семейства надуманные, необоснованные, предвзятые обвинения, чем выработали в ней определенный рефлекс. Два года назад ее старшая дочь Вероника была взята под стражу по обвинению в убийстве на основании непроверенных и недостаточно веских улик, и Юля с Василием едва не получили по инфаркту от такого известия. А год назад и сама Юля стала жертвой полицейского произвола. Хотя, как потом выяснилось, этот произвол был скорее плодом ее собственной фантазии и следствием вызывающего поведения Василия Никаноровича. В результате вышеизложенного Юля завелась в мгновение ока.

Тем временем инспектор еще раз прокашлялся, попил водички из стоящего на столе графина и очень мягким, корректным тоном обратился к Юле, как к наиболее буйной и опасной из присутствующих здесь дам.

– Кажется, я не так выразился или был не совсем точно понят. И приношу свои извинения за излишне напористую и жесткую манеру вести допрос.

Юля лишь зло усмехнулась краешком губ. Аська презрительно фыркнула.

– Давайте попробуем сначала. Как хорошо вы были знакомы с покойным?

Юля с Аськой молча смотрели на инспектора тяжелыми недоверчивыми взглядами, не торопясь с ответами. Инспектор, который, по-видимому, все же не был последним болваном, уже горько каялся в том, что следовал вначале ошибочной тактике ведения допроса. Но всему виной была горничная Мария Жозе Барбоза Перес, двадцати шести лет, уроженка Лиссабона. Она, давая показания инспектору, отзывалась о хозяйке и ее гостье в насмешливо-презрительной манере, как о взбалмошных, пустоголовых, легкомысленных, капризных иностранных вертихвостках. Совершенно безмозглых и бесхарактерных. Из чего инспектор и сделал свой ошибочный вывод о том, что стоит ему немного припугнуть обеих, как они выложат ему все, что есть у них за душой преступного, вплоть до безбилетного проезда в общественном транспорте в годы глубокой, давно закончившейся молодости. И ошибся. Хотя первый беглый взгляд, брошенный им на сидящих в гостиной растрепанных женщин, лишь подтвердил полученную им информацию. Но, похоже, эта девица сама безмозглая и легкомысленная особа, и он с ней еще побеседует! А теперь надо выправлять ситуацию, пока международный скандал не начался, а то мало ему трупа.

Инспектор выжидательно-заискивающе смотрел на дам.

– Мы должны одеться и привести себя в порядок, – вставая, холодно ответила хозяйка дома, очевидно, уже полностью овладевшая собой, – и заодно посоветоваться со своим адвокатом, а потом мы, возможно, продолжим беседу. Вы, инспектор, можете подождать в гостиной. Мезе, сделайте инспектору кофе, – строго велела она, и обе дамы, гордо подняв головы, удалились.

Теперь вытянуть из них что-либо стоящее будет сложно, с горечью понял инспектор и вцепился в вошедшую в комнату Мезе, желая выместить на ней свое раздражение.

Мезе, поставившая перед инспектором кофе, с удивлением отметила разительную перемену, произошедшую с блюстителем порядка буквально за несколько минут, проведенных им в обществе ее хозяйки.

– Донна Перес, – холодным, жестким тоном обратился к ней инспектор, – я хочу, чтобы вы оставили мне телефон и адрес агентства, через которое вы были наняты на службу.

Вначале девица произвела на него положительное впечатление и он не включил ее в список подозреваемых, но теперь его отношение к ней изменилось. Если она ввела его в заблуждение по одному вопросу, запросто могла соврать и в остальном. И он вцепился в Мезе мертвой хваткой.

– Ну, что будем делать? – спросила Аська, едва за подругами закрылась дверь ее спальни.

– А что делать? Оденемся и пойдем чистосердечно признаваться.

– В чем? – пискнула Аська, прижимая ладошки ко рту.

– В собственной невиновности, конечно. Или это ты его прикончила? – спросила, прищурившись, Юля.