Я - убийца - Фридрих Незнанский Страница 13

– Я эту высоту пропускаю! – закрыв трубку ладонью, прокричал Михаил товарищам. И снова вернулся к прерванному любезному разговору: – А вы, милая Тоня, знаете меня как артиста по театральной сцене, по мировому экрану или… по жизни? Как прекрасного человека? Большой души…

Следователь Антоненко без труда догадался, что сегодня ехать в этом направлении бесполезно.

– Я вас знаю как человека громадного таланта и невыносимого сердца! Вы меня, конечно, не помните, – противным женским голоском прохихикал он в трубку, – а я вас люблю. Михаил! Всю мою жизнь я повторяю ваше имя! И так страстно! Я жить без вас не могу. А вы… Вы меня позабыли, недостойный! Так прощайте, неверный! Прощайте, негодяй! – Слово «негодяй» было произнесено собственным обычным голосом. И Борис, не дожидаясь слез раскаяния, повесил трубку.

Пусть пьянь помучается. Будет часа два соображать, кто это и почему? Пусть полистает старые записные книжки.

Борис достал свою квартирный блокнот:

– Так-с, – среди десятков адресов и множества цветных пометок он выбрал то, что нужно, – вот и мы…

Он набрал номер. Гудки.

– Зоя на проводе, – проворковал милый голосок.

– Это я, Борис. К тебе можно заехать?

– Жду.

– Целую, – Борис чмокнул в трубку.

Зоя недавно появилась в его бурной жизни, и произошло это совершенно случайно. При очередном варианте размена или обмена кто-то откуда-то не смог вовремя выехать, потому что у кого-то какая-то первая, кажется, жена не желала менять тот район на этот район. Борис, как опытный женовед, поехал уговаривать, выяснять обстоятельства… И внезапно!..

Зоя была так взволнованна, так мила и беспомощна! Так женственна и обаятельна… Что Борис целиком перешел на ее сторону и стал защищать только ее интересы.

Вскоре ему удалось сделать для нее великолепную комнату в этом же районе. И не только с выигрышем метража, но и весьма перспективную. Дело в том, что формальный сосед (который не жил в своей комнатенке, а был только прописан) предоставил ей свою жилплощадь для проживания (фактически сдал с предоплатой за год), а сам как афганский и чеченский фронтовик и ветеран Советской и Российской армии рассчитывал вскоре получить отдельную однокомнатную. По закону никого подселить к Зое не могли. Да и ходатайство организовали. По поводу дополнительной жилплощади. Как творческому работнику (Зоя работает переводчицей-синхронисткой.) Так что у нее, слава богу, сама собой образовывалась довольно приличная двухкомнатная персональная квартирка в столь любимом ею Щукинском районе.

Чисто деловые, обменные отношения с Зоей как-то незаметно и быстро переросли в необременительное, но систематическое, большое и светлое чувство. Неомрачаемое пошлыми разговорами о прошлом и будущем. В настоящем времени – настоящее чувство, которое подогревается частыми, но, увы, по понятным причинам, непродолжительными встречами.

Все и дальше было бы так же плавно и хорошо, если бы сосед не вернулся жить в свою комнату.

Он обрушился как снег на голову. Завалился поздно вечером, в самый неподходящий момент. Нагородил кучу каких-то оправданий, просьб, извинений. Пообещал вернуть часть денег… Помог перенести вещи в Зойкину комнату.

– Через месяц, максимум через два, – уверял он расстроившуюся соседку, – я снова уеду. У меня бизнес в Башкирии!

И тут же уютная девичья квартирка оказалась тесной конурой. Помятые «фронтовые товарищи из Афгана» и потасканные «тыловые подруги» беспрерывной чередой сменяли друг друга на пятиметровой кухне, в ванной, в туалете. Со всех сторон огромной Отчизны приезжали старики родственники и парнишки-побратимы, привозили образцы водочной продукции каждый своего, местного производства. Дегустировали, шумно обсуждая и закусывая продуктами из Зойкиного холодильника. Тут же, не отходя, подписывали какие-то важные бумаги, часами звонили по межгороду и заказывали у кого-то для кого-то водку, водочку, водяру – целыми вагонами!

Зойка требовала какого-то элементарного порядка, уговаривала соседа раскошелиться и все-таки купить себе для жизни и работы другую, более достойную и подходящую квартиру, даже грозила Борисом, которого представила как чрезвычайно страшного «следователя по особо важным делам».

В пьяном виде сосед реагировал адекватно, соглашался на все условия, пугался, где надо, и с готовностью клялся больше никогда и никого не пускать на постой. Но, протрезвев, менялся до неузнаваемости, становился хищным, подозрительным, жадным. Покупать себе другую квартиру объявлял пижонством, так как государство ему обязано и так выдать, бесплатно! Прогонять приезжих родственников запретил. Ибо это, по его словам, разрушает устои российской семьи. А на припугивания следователем заявил, что, пока он ведет дела честно, налоги платит, до поры до времени даже уголовного дела на него не заведено! И ему некого бояться. А даже наоборот. При его рискованном бизнесе близость государственных органов, а тем более такого важного следователя, охраняет его. От происков жестоких рэкетиров и конкурентов!

Зойка от всей этой мерзости запиралась в своей комнате. Плакала от бессилия. Ее совершенно вымотала постоянная борьба с грязью, шумом, толкотней. Из-за постоянных проблем с туалетом ей пришлось завести ведро с крышкой.

Это эмалированное ведро, которое Зойка стыдливо прятала под письменным столом, и вывело окончательно Бориса из терпения. Настало время решительных действий!

Пару раз он говорил с соседом-бизнесменом, но оба раза вхолостую, так как тот был пьян по служебной надобности, лез целоваться и божился:

– Борис! Я тебя уважаю! Только для тебя! Как я тебя понимаю! Тут такой вокзал, а тебе хочется побыть с девушкой. Все! Завтра уезжаю! Ты подбери мне хорошую квартирку. Я тебе заплачу, сколько захочешь. За посредничество. Не хочу я связываться с большими конторами. Много дерут. А ты… Вовка! Я тебе клянусь честью моей сестры! Во-ва! Вот тебе моя рука!

Потом он исчезал на пару недель. Приезжал злым и трезвым. Начинал свой бизнес с нуля. Опять дегустировал продукт, клялся и божился…

Оставался единственный выход из этого тупика – разменяться путем продажи. И Борис предложил соседу купить у Зои ее злосчастную комнату. Тот сначала обрадовался, стал решать, кого бы туда поселить из родственников? Или сделать кабинет?

Но, в очередной раз разорившись и протрезвев…

Вот и сейчас – сосед был в деловой командировке, зарабатывал, как обещал, на Зойкину комнату.

Борис купил у уличной торговки букетик каких-то пушистых золотистых цветочков, бутылку шампанского и недорогую коробку конфет.

«Может, из жратвы чего-нибудь прихватить? – заботливо подумал он. – Поганые соседские оглоеды опять, наверное, обобрали ее подчистую?»

Но не решился на такой подвиг. Исключительно по причине сходства поступка с опостылевшей семейной жизнью. А не из жадности. Если покупать все необходимое и нужное по хозяйству, как домой, то исчезнет желанная романтичность, загадочность и непредсказуемость свидания. Просто получится – две семьи. И все. Двойная тоска и двойная мерзость быта.