Город без полиции - Анна Малышева Страница 13

Эта мысль ее совсем не ободрила, и она немедленно проверила, заперла ли за собой дверь номера. Трусливый жест ничуть не успокоил Таню, напротив – глухая паника, медленно овладевавшая ею, начинала звучать все явственней, заглушая прочие чувства. Дошло до того, что ей показалось, будто в коридоре слышатся чьи-то осторожные шаги – словно кто-то крадется вдоль запертых дверей и останавливается перед каждой, прислушиваясь к тому, что происходит внутри. Ладони у нее мгновенно стали влажными, она торопливо вытерла их о вельветовые штаны и заставила себя отступить от двери, вернуться в комнату.

«Просто бред, это все из-за могильных тряпок, которые мне показывали в полиции. – Она уселась на постель, прибавила звук в телевизоре, нервно улыбнулась, пытаясь себя подбодрить, но улыбка вышла жалкой и слабой и мгновенно сползла с лица. Ей было по-настоящему жутко. Взгляд упал на телефон. „Надо немедленно позвонить в Москву, поговорить с Ваней! Он скажет пару слов, и мне станет легче!“

Таня сняла трубку и старательно изучила памятку, лежавшую рядом с телефоном. Там был и английский текст, из которого она, однако, не уяснила самого важного – как позвонить в Москву? «Вот растяпа, не знаю даже международного кода России! – Она взглянула на часы. – Почти два. У нас на час меньше или больше? Какая разница, все равно ночь, и Ваня спит. Правда, можно бы и разбудить, завтра все равно выходной, но он будет недоволен...» От этой мысли паника как-то сразу поутихла – она представила себе раздраженный голос мужа, спрашивающий ее, неужели нельзя было позвонить раньше или отложить звонок на завтра, раз не случилось ничего срочного? Именно так он бы и говорил с нею, это она знала по опыту, и она бы даже не обиделась – обижаться она отвыкла. Муж был прав, сто раз прав в таких случаях, а она не права кругом – развинтилась, дала волю эмоциям, да еще попыталась вовлечь в свой психоз других... Таня положила трубку. Звонить расхотелось, и шаги в коридоре больше не мерещились. Девушка слабо улыбнулась, вспомнив, что ей однажды сказала мама, узнав о таких сценах между супругами. «Он тебя просто дрессирует! – заявила она. – Вырабатывает условные рефлексы – нельзя, можно... Интересно, что мы с отцом пытались делать то же, когда ты была ребенком, но ты кусалась, а вот ему разрешаешь! Сама-то хоть понимаешь, что пляшешь под его дудку?» Тогда Таня обиделась, но позже не раз молчаливо признавала правоту матери. Муж действительно дрессировал ее, а покорялась она ему – именно ему, никому больше – потому, что в Иване была некая спокойная, уверенная сила, которой хотелось подчиняться ради собственного блага. Такую силу безошибочно чувствуют дети и животные, такой силой обладают все хорошие дрессировщики и воспитатели. «Зато я стала куда уравновешенней, чем прежде! – замечала про себя Таня, когда сталкивалась с очередным проявлением твердой мужниной воли. – Смешно вспоминать, на что я была способна, когда жила с Пашкой! Мы с ним друг друга стоили!»

И сейчас, сидя на краю постели рядом с телефонным столиком, она спросила себя – а позвонила бы она среди ночи мужу, будь это не Иван, а Паша? Могла бы она просто сказать, что ей страшно, что этот пустой отель наводит на нее ужас и ей хочется услышать родной голос, пусть хоть несколько слов, любых, пусть ни о чем... «Я позвонила бы ему обязательно! – ответила она себе и, выключив телевизор, стала медленно раздеваться. – Мне даже не пришлось бы ничего объяснять. Мы часто болтали ни о чем. Вот я даже не могу толком вспомнить, о чем мы говорили те два раза, когда он звонил мне из Греции. Что-то просил передать сестре, но это касалось московских дел. Сообщал, что все у него в полном порядке. Мне казалось, он занят и звонит между делом, даже вряд ли расположен говорить со мной. И ничего у него на душе не было, могу поклясться! Ничего он не боялся, не предчувствовал, ничего не скрывал – я бы сразу поняла! То, что случилось, случилось внезапно. Он приехал сюда, почему-то не стал предъявлять документы, переночевал, утром куда-то ушел... А потом – два выстрела, в грудь и в голову, и все было кончено. Кто это сделал? Кто это мог сделать здесь, где он никого еще не знал?! Только этот его афинский приятель, Михаил, больше некому! Но ведь в отель Паша пришел один... Тот приехал следом? Что это – ловушка? Надо было выманить его в место поглуше? Зачем Паша вообще приехал сюда, если не по указанию Михаила?»

Таня так ушла в эти мысли, что забыла не только о своих страхах, но и о накопившейся усталости. За это время она машинально, почти не осознавая своих действий, приняла чуть теплый душ, почистила зубы, высушила волосы с помощью фена, предусмотрительно вмонтированного в стену. Девушка уже надела просторную футболку, заменявшую ей в путешествии пижаму, и собралась было нанести на лицо ночной крем, когда ее рассеянный взгляд упал на стакан, куда она только что поставила свою зубную щетку. Упал, остановился, и Таня уже не могла его отвести, а только спрашивала себя – как это ничего не заметила сразу, как вошла в ванную?

В стакане, кроме зубной щетки и тюбика с пастой, привезенных Таней из Москвы, находился предмет, который она с собой не привозила и которого здесь не было, когда она вечером покинула номер. «Я бы увидела! Я бы запомнила!»

Чуть дыша, она склонилась над раковиной, разглядывая стоявшую в стакане тонкую веточку какого-то неизвестного ей кустарника, усыпанную крупными, величиной с клубнику алыми ягодами – на вид очень спелыми и сладкими. Они были такими красивыми, что казались ненастоящими – ей пришлось взять веточку в руки, чтобы убедиться в ее естественном происхождении. Таня слегка нахмурилась, разглядывая находку, – ей, как большинству людей, не нравилось то, чего она не понимала, а чего ради здесь появилась эта веточка – она не понимала совершенно. «Горничная оставила? Почему в ванной? Почему в стакане с пастой и щеткой? Что за странный способ украшать номер? Могла бы найти какую-никакую вазочку». В конце концов Таня пришла к выводу, что горничная вовсе не думала декорировать ее комнату с помощью одинокой веточки кустарника, пусть даже такого красивого, а попросту забыла ее здесь во время уборки, хотя и воткнула на самом видном месте. «Интересно, эти ягодки съедобные? Наверное, варенье из них смотрится потрясающе! Спрошу завтра Олю, можно ли их купить и как они переносят перевозку».

Эти простые, хозяйственные мысли окончательно успокоили ее, и она улеглась в постель, продолжая думать о делах, оставленных в Москве, о своей новой работе, мнения о которой даже не успела составить – так недавно и скоропалительно туда устроилась. Посодействовал муж – жена его сослуживца только что ушла в декрет, и ее должность освободилась. На это место стремительно приняли Таню, и она опомниться не успела, как стала менеджером в большом мебельном салоне во Всероссийском выставочном центре. «А чего тебе еще надо? – спрашивал Иван, когда жена пыталась высказать ему свои робкие опасения, что, собственно, не готова к такой работе. – Ты по образованию – дизайнер интерьеров, так что мебель тоже по твоей части. А что бы ты хотела продавать? Чайники? Портьеры? Мягкие игрушки?» Таня отвечала, что вообще не хотела бы что-то продавать и не ради этой карьеры стремилась стать дизайнером. Она думала о творческой работе... На что муж вполне резонно ей ответил, что и творческие работники заняты тем же самым – банальной торговлей. «Потому что, родная, если они не умеют продавать свой труд, то очень легко могут сдохнуть с голода!» Таня больше не возражала – иначе муж наверняка назвал бы ее идеалисткой, а это в его устах было серьезным обвинением.