Пацаны, не стреляйте друг в друга - Владимир Колычев Страница 13

Марк Илларионович застыл как вкопанный. Сжимая кулаки, втянув голову в плечи, медленно и неотвратимо повернулся к ней:

– Сука!

Как в коротко-импульсный сигнал можно вложить непомерно большой объем информации, так и он смог заключить в этом бранном слове все свои гневные эмоции. Ему хватило всего одного слова, чтобы выпустить пар.

Пока Максютова возмущенно хватала ртом воздух, не в силах родить оскорбительную реплику, он повернулся к ней спиной и был таков.

Хватит с него милицейского геройства. Надоело все!

«Нива» стояла у ворот дома. Левшин и Захарский возле нее, завороженно смотрят куда-то в сторону.

– К машине! – рявкнул разозленный Панфилов.

Парни вмиг вернулись к действительности, запрыгнули в автомобиль.

Зато сам Марк Илларионович застыл как вкопанный, глядя в ту же сторону, куда были устремлены их взгляды.

По улице пружинистой спортивной походкой шла юная девушка в теннисном костюме с короткой плиссированной юбкой нежно-белого цвета. Светло-русые с легкой рыжинкой волосы под теннисным козырьком, стянутые назад в конский хвост. Ошеломляющие глаза, красивое лицо, волнующая фигура – полная грудь, тонкая талия, развитые бедра, сильные и длинные ноги. Спортивная сумка на плече, ракетки в чехле. Кроссовки, казалось, были на воздушных подушках, с помощью которых она изящно парила над землей.

Даже если бы все милицейские начальники вплоть до министра МВД хором заорали бы сейчас на Панфилова, он бы и ухом не повел – так он был зачарован. И в то же время напуган. Ведь это была не просто девушка, это было привидение из далекого прошлого. Давно погибшая Настя ожила и предстала перед ним в обличье теннисной дивы. Ее глаза, ее волосы, ее губы, фигура, ноги...

Но девушка проплыла мимо него, лишь скользнув взглядом по милицейской машине. Марк Илларионович, уже не владея собой, как зачарованный направился за ней.

Она оглянулась, недоуменно приподняв бровь, прибавила ходу. Но Панфилов не отставал.

Гонка продолжалась совсем недолго. Девушка свернула к большому трехэтажному дому, из ворот которого выезжал внедорожник «RAV-4» серебристого цвета. Она перегородила машине дорогу, когда та остановилась, бросилась к водительской дверце.

– Мама! Мамочка! – воскликнула она, испуганно показывая на Панфилова.

Из машины вышла женщина лет тридцати с небольшим. У Марка Илларионовича отвисла челюсть.

Оказалось, что теннисистка вовсе не была привидением. Она была дочерью женщины, которую он давно похоронил. Возле машины, так же потрясенно глядя на него, стояла Настя, не совсем уже молодая, но такая же красивая и желанная, как двадцать, а если точней, девятнадцать лет назад. Роскошная зрелой красоты женщина с невероятно высокой энергетикой обаяния.

Тогда, еще давно, его добровольный помощник Леонид Костромской предупреждал, что ему не стоит обольщаться. Дескать, Настя будет изящной красавицей, пока молодая. Фигура у нее такая, что со временем ее разнесет, и станет она такой же толстой, как Екатерина Михайловна. Но нет, ошибался Костромской. Может, Настя и была склона к полноте, но фигурка у нее такая же чудная и волнующая, как прежде.

Было видно, что Настя тщательно следит за собой. Утонченная красота, совершенный вкус, безупречный стиль... Но если бы она располнела, запустила себя, Панфилов бы все равно смотрел на нее во все глаза и восхищался ею. Он много повидал на своем веку, но ни одно чудо света не смогло встать рядом с тем эталоном, который представляла собой Настя.

– Это мне снится? – спросил он.

– Не знаю, – помимо своей воли нежно улыбнулась она.

Но тут же взяла себя в руки, придала своему лицу выражение неприступности.

Марк Илларионович также попытался привести себя в чувство. Но на девушку в теннисном костюме посмотрел робко, растерянно.

– Твоя дочь?

– Да. Агата.

– Дурацкое имя, – досадливо поморщилась девушка, укоризненно глянув на мать.

– А лет сколько? – не удержался, спросил Панфилов.

– Шестнадцать. А что? – спросила Агата, с любопытством глянув на него.

Она была очень красивой девочкой. И она была такой же молодой, как ее мать, когда лейтенант Панфилов познакомился с ней. Но при всех ее достоинствах Марк видел в ней лишь копию любимой и, как он считал, давно погибшей девушки. Поэтому сейчас Агата могла волновать его исключительно как ее дочь.

– Столько же, сколько и мне тогда, – дрогнувшим голосом сказала Настя.

– Ты изменилась.

– Да, стала старше.

– И красивей... Хотя, казалось бы, куда уж можно красивей...

– Давай обойдемся без комплиментов.

– Мам, а это кто? – спросила Агата.

– Старший участковый сельского поселения Серебровка, капитан милиции Панфилов.

– А что вы у Максютовых делали? Опять что-то случилось?

– Случилось. Ограбление.

– Ух ты! А что именно?

– Иди домой, любопытная. И переоденься, а то распаренная вся.

– Бегу, мамочка... – Она сделала шаг в направлении дома, но вдруг резко остановилась, с подозрением глянула на Панфилова. И с сомнением спросила у матери: – А он тебя не обидит?

– Разве я похож на того, кто может обидеть? – спросил он с глуповатым видом человека, пытающегося изображать из себя доброго дядю.

– Ну, не знаю...

– Иди, Агата, иди, – поторопила дочку Настя.

– А папа ничего не скажет?

– Агата!

Девушка исчезла. И только тогда Настя сказала с неприкрытой досадой:

– Ты не похож на человека, который может обидеть. Но обижать ты умеешь...

– Это ты о том, что было тогда?

– Когда тогда? – изобразила непонимание Настя.

– Ну, двадцать... девятнадцать лет назад...

– Что, столько лет прошло? Для меня это все как будто вчера было... Ты, Нонна... Этот ужас...

– Но ты же ничего не знаешь...

– И знать не хочу... Извини, мне уже надо ехать...

– Куда?

– Тебе не все равно?

– Мне тоже надо ехать. Уезжать. Отсюда... Надоело здесь... Но я уже не хочу... Я остаюсь здесь...

Панфилов приехал в Серебровку прежде всего затем, чтобы получить дозу ностальгического адреналина. Он получил то, что хотел. Но доза быстро иссякла, а банальность современного бытия окончательно погасила в нем огонь энтузиазма. Стервозная Максютова была лишь последней каплей на потухший костер... Но вот случилось чудо. Он встретил вдруг Настю. И это уже не ностальгическое вдохновение, а шквал головокружительных чувств из дивного настоящего... У Насти есть муж, дочь, но все это не так важно по сравнению с тем, что она есть вообще...