После любви - Виктория Платова Страница 13

– Они тоже писали вам письма?

– Если и писали, то уже после того, как я указывал имна дверь. Эти письма я не читал.

– Мне повезло.

– Вы еще не представляете, насколько сильно вамповезло.

Лицо Алекса Гринблата парит в нескольких сантиметрах отмоего собственного лица. Внезапно побледневшее, оно кажется мне лотерейнымбилетом с водяными знаками глаз, водяными знаками рта, подбородок тоже незабыт. Лотерейный билет, он нашептывает своему счастливому обладателю: тывыиграл, выиграл, ты сорвал джек-пот, дружок! – осталось только выяснить,какую сумму сдерут в качестве налога, и уже потом радоваться.

Если будет, чему радоваться.

– …Вы еще не представляете, Сашa.

– Так просветите меня, Алекс.

– Не сейчас.

– А когда?

– Что вы делаете завтра?

– То же, что и всегда. У меня полно дел в отеле.

– А если я умыкну вас… Скажем, сутра? Мы могли быпозавтракать вместе… Это не слишком нарушит ваш распорядок?

– Не слишком.

– Значит, мы договорились? Часов в десять. Вас устроит?

– Вполне.

– Отлично. В десять на ресэпшене. А теперь разрешитеоткланяться.

Прежде чем я успеваю сказать что-либо, Алекс Гринблатисчезает. Не отходит от балконных перил, не скрывается за дверью, а именноисчезает. Никогда прежде я не участвовала в лотереях, но и без того знаю, чтоцена всем этим страстям – полный ноль. Зеро. Даже Алекс Гринблат не убедит меняв обратном. Знаменитый галерист и теоретик современного искусства. Vip-персонаи Спаситель мира.

Хрен моржовый.

* * *

…Мне не хотелось бы столкнуться с Домиником.

Пусть будет кто угодно, включая Жюля и его приятеля Джима.Студентика Мишеля я тоже могла бы пережить, и любителя картонных мотелей изачахших кадиллаков Фрэнки; пусть будет кто угодно, но только не Доминик.

Я твержу это как молитву, спускаясь к стойке, хотя никакихпредпосылок к тому, чтобы Доминик отирался в это время на ресэпшене, нет. Поутрам Доминик возится со своими досками и для всего остального мира его несуществует, по крайней мере до полудня. Ровно в двенадцать он появляется ввестибюле – опустошенный и размягченный одновременно. Этой размягченностью всеи пользуются, иногда интуитивно: еще ни один постоялец не освобождал номер вполдень, как предписывают правила отеля, и еще не один постоялец не доплатил запребывание в номере сверх положенного срока.

Когда-нибудь мы точно прогорим.

До встречи с Алексом Гринблатом остается пятнадцать минут.

Я убиваю их, стоя перед зеркалом, на площадке между первым ивторым этажами; стойка портье отсюда не просматривается, да и сама зеркальнаяповерхность почти ничего не отражает. Увидеть на ней хоть что-то весьмапроблематично, за зеркалом уже давно никто не следит. То же можно сказать одвух обтянутых пыльной кожей светильниках и о запертом на висячий замок шкафе стакими же пыльными стеклянными дверцами.

«Галерея забытых вещей» – называет шкаф Доминик. На пятиполках выставлены предметы, которые в разное время – нарочно или случайно –были оставлены в номерах. Забыты. Забыты навсегда, пожертвованы отелю – комупридет в голову возвращаться за заколкой для волос, карманным изданиемтрехлетней давности бестселлера или безопасной бритвой? Впрочем, встречаютсяэкспонаты и позанятнее:

– бритва опасная, с ручкой из слоновой кости имонограммой «P.R.C.», рисунок полустерт, но еще можно различить контурыкорабля, терпящего крушение;

– крохотная, размером с ладонь, музыкальная шкатулка, ядавно не слышала ее голоса, но знаю, что она играет избитый джазовый мотивчик;

– статуэтка Будды;

– кожаный напульсник с интригующей надписью «Someday myprincess will come» [6];

– медальон с тремя дешевыми камнями (один уже выпал), ядавно не открывала его, но знаю, что внутри спрятан клочок волос, романтическийлокон;

– ремень из потрескавшейся кожи, Доминик утверждает,что это – кожа буйвола;

– статуэтка Мэрилин Монро.

Я не вижу в зеркале ни Будды, ни Мэрилин, себя я не вижутоже. Но легко могу представить, какая я: волосы не короткие и не длинные, нетемные и не светлые, что-то среднее. «Что-то среднее» – именно эти словаопределяют мою нынешнюю ипостась. Хотя почему – нынешнюю? Я всегда была такой,мое лицо – лишь вариация на тему других лиц, шляпная болванка; дорогая помадане делает мои губы выразительнее, дешевая их не портит, интересно, с какогоперепугу серферы приглашают меня на ужин? На протяжении трех лет – с завиднымпостоянством.

А теперь я получила приглашение еще и на завтрак. Если укого-то и есть дальний умысел, то не у меня – у Алекса Гринблата. Он никак несвязан с моей внешностью и с тем, что каким-то чудом я вдруг сразилаvip-персону наповал. Ха-ха. Хоть я и обладаю изрядной долей воображения, нопредставить, что Алекс увлекся мной как женщиной, не в состоянии и оно.

Дальний умысел – совсем в другом.

В зеркале его не разглядеть.

– …Интересная вещица!

Алекс Гринблат, я узнала его по голосу, утренний ничем неотличается от вечернего – такой же надменный. Зеркало не реагирует на появлениеза моей спиной Алекса Гринблата, на мое в нем появление оно отозвалось так же,или почти так же; все мы – жалкая кучка вампиров, пожирающих друг друга, такойсимволикой нынче никого не удивишь. Даже в Эс-Суэйре.

Доброе утро, Алекс.

– Доброе, Сашa.

– Ваши планы не изменились? – осторожно спрашиваюя. – Насчет совместного завтрака?

– Напротив. В них добавилось несколько пунктов…Интересная вещица.

– О чем вы?

– Бритва. Я говорю о бритве.

Мне вспоминается вчерашняя улыбка Алекса – улыбка серийного убийцы.Ничего удивительного в том, что он заинтересовался именно бритвой.

– Ее забыл кто-то из гостей года полтора назад.Кажется, она была оставлена в седьмом номере…

Теперь этот номер занимает живчик Фрэнки.

– И за ней не вернулись?

– Нет.

– Странно. Такая вещь дорогого стоит, – говоритАлекс сознанием дела.

– Не думаю, что она стоила так уж дорого.

Даже в Эс-Суэйре. В ней полно антикварных лавчонок(лавчонок, где торгуют туристической дребеденью на порядок больше, но иантикварные имеются). Старинные берберские ружья, старинные ножи, опиумныетрубки – все это можно приобрести за вшивых сто долларов, что уж говорить обритве! Да еще с потрескавшейся ручкой, да еще с зазубринами на лезвии. Трискола – я хорошо их помню, я сама помещала бритву на полку. Затейливаямонограмма «P.R.C.» добавит к общей сумме еще доллара три. Или пять – при самомлучезарном раскладе.