Око Озириса - Ричард Остин Фримен Страница 12

– Понятно, постараюсь уговорить отца. Если он согласится, я пришлю или принесу вам копию нынче же вечером.

Я оплатил счет, и мы вышли.

– Что все-таки за человек был ваш дядя? – спросил я, когда мы свернули в тихий переулок. – Не сочтите меня назойливым, но я никак не могу нарисовать его живой образ в своем воображении – получается какая-то мистическая абстракция, неизвестная величина юридического уравнения.

– Дядя Джон имел непростой характер, – задумчиво произнесла девушка, – его считали упрямым, своенравным и властным. Некоторые его причуды шокировали окружающих.

– Именно такое впечатление и производит его завещание.

– Не только оно. Возьмем, к примеру, ренту, которую он назначил моему отцу. Это не только нелепость, но и несправедливость. Родным братьям полагается поделить родительское состояние поровну, как и хотел мой дед. Заметьте, дядя Джон вовсе не был скупцом, но он всегда предпочитал поступать по-своему, и никак иначе, невзирая на обстоятельства и чье-либо мнение. Приведу один любопытный пример его странности и упрямства. Пустяк, но красноречивый. В его коллекции хранилось красивое кольцо эпохи XVIII династии. Предположительно оно принадлежало матери Аменхотепа IV, царице Тие. Я не согласна с этой версией, так как на кольце было изображено Око Озириса, а Тия, как вам известно, поклонялась Атону. Дядя Джон, питавший какую-то противоестественную страсть к мистическому Оку Озириса, заказал одному умелому ювелиру две точные копии с древнего кольца: одну для себя, а другую – для меня. Ювелир, само собой, пожелал снять мерку с наших пальцев, но дядя Джон решительно запротестовал. «Кольца, – заявил он, – должны быть точными копиями, то есть непременно таких же размеров, как оригинал». Вы представляете себе, что получилось? Кольцо оказалось мне слишком велико, и я не стала его носить, а кольцо дяди Джона еле-еле налезло ему на палец, так что, однажды надев, он уже не мог его снять. Носил он его на левой руке, поскольку пальцы у него там были тоньше, чем на правой, – это врожденная особенность.

– Значит, вы ни разу не надели свое кольцо?

– Нет. Я хотела его переделать, но дядя энергично восстал и не позволил, поэтому я спрятала украшение от греха подальше, и оно до сих пор лежит у меня в футляре.

– Упрямый старик, – заметил я.

– А какой упорный! Он измучил моего отца всякими бесполезными перестройками и переделками нашего фамильного дома, потому что вздумал разместить там свою коллекцию. Мы питаем к этому дому особое чувство. Наши предки жили в нем еще со времен королевы Анны, когда появилась вот эта площадь ее имени. Наш милый старый дом! Хотите посмотреть? Он тут, недалеко.

Я с радостью согласился. Будь это угольный сарай или рыбная лавка, я и то с удовольствием пошел бы туда, лишь бы продлить нашу прогулку. Но этот дом действительно притягивал меня, так как имел отношение к загадочно исчезнувшему Джону Беллингэму.

Мы спустились по тенистой западной стороне улицы. На полпути моя спутница остановилась.

– Вот он, – указала она рукой на старое здание. – Ныне мрачный и заброшенный, раньше он выглядел восхитительно, и мои предки любовались из окон живописными холмами Хэмпстеда и Хайгейта.

Дом показался мне зловещим. Все окна, начиная с подвального этажа и заканчивая чердаком, были закрыты ставнями. Я не заметил ни малейших признаков жизни. Массивная металлическая дверь в глубине портала местами проржавела и покрылась слоем копоти, словно от пламени факелов, которые несли лакеи, освещая путь какой-нибудь знатной леди из рода Беллингэмов, когда она поздно ночью возвращалась с бала в раззолоченных одеждах.

Всю дорогу домой Руфь молчала в задумчивости, я тоже. У меня создалось ощущение, будто душа пропавшего Джона Беллингэма вырвалась из старого дома его предков и теперь неотступно следовала за нами. Когда мы подошли к воротам Невиль-корта, мисс Беллингэм протянула мне руку:

– Огромное спасибо за помощь. Разрешите мне забрать сумочку?

– Да, пожалуйста, только выну записные книжки.

– Зачем? – опешила она.

– Как зачем? Ведь должен же я расшифровать свои записи.

На ее лице появилось выражение крайнего смущения. От неожиданности она даже забыла высвободить руку.

– Боже! – воскликнула она. – Как глупо с моей стороны! Что я натворила, доктор Барклей?! Ведь вы потратите на меня кучу времени!

– Ничего не поделаешь, – улыбнулся я. – В противном случае мои заметки совершенно бесполезны.

– Господи, мне страшно неловко. Право, бросьте эту затею!

– Нет, я не хочу, чтобы наше сотрудничество на этом закончилось, – заявил я трагическим тоном, сжимая ее руку. Тут только Руфь спохватилась и быстро высвободила ладонь. – Мы же не допустим, чтобы пропал целый день работы? – продолжал я. – Поэтому до свидания, до завтра. Я постараюсь пораньше прийти в читальный зал, а вы не забудьте карточки… и копию завещания для доктора Торндайка, хорошо?

– Разумеется. Если отец разрешит, я пришлю ее вам еще вечером.

Она передала мне записные книжки, снова поблагодарила и вошла во двор.