Смерть со школьной скамьи - Геннадий Сорокин Страница 12

— Вы не виделись почти пять лет, но ты с первого взгляда опознал ее? — подозрительно прищурившись, спросил полковник. — Да на ней лица нет, все кровью залито.

— Я не ее узнал. Ее руку.

Николаенко кивнул в знак согласия, а я подумал:

«Дурак ты, полковник! Если ты ломаешь перед нами комедию, что видишь Лебедеву в первый раз, то почему ты не обернулся, не посмотрел, о чем я говорю? Мало ли что у покойницы может быть с рукой? Может, у нее всего три пальца, а не шесть?»

— А что здесь за запах такой стоит, перегарный? — принюхался Николаенко. — Мелкумян, а ну-ка, иди сюда! Дыхни.

— Да я, товарищ полковник… — залепетал напарник.

— Мелкумян, я отстраняю тебя от дежурства! — отчеканил Николаенко. — Иди в управление и напиши объяснение, как ты посмел явиться на дежурство в пьяном виде. Все! Пошел вон отсюда, алкаш! Разбираться с тобой мы будем на кадровой комиссии.

«Держал бы Эдик язык за зубами, Николаенко бы не тронул его, — подумал я. — Теперь, если Мелкумян кому-то станет рассказывать, что Николаенко неадекватно вел себя у трупа, то все сочтут, что он оговаривает полковника. Мстит ему за отстранение от дежурства».

В квартиру постепенно стали приходить все новые и новые лица: начальник милиции Центрального района, прокурор района, заместитель начальника областного УВД, прокурор области, судебно-медицинский эксперт, следователь прокуратуры, инспектора уголовного розыска, участковый, понятые. Появились даже сотрудники КГБ в штатском. Еще бы! Убийство, совершенное с применением огнестрельного оружия, в ста мерах от улицы, где проходит демонстрация, — это не бытовая «мокруха». Это чрезвычайное происшествие, возможно, посягающее на государственную безопасность. Это вызов всему советскому обществу и всей правоохранительной системе в целом.

Пока высокое начальство осматривало место происшествия и обменивалось мнениями, Николаенко вывел меня в подъезд и подробно расспросил о Лебедевой.

Я рассказал полковнику только то, что хотел: я и Лена Лебедева учились в одном классе средней школы № 35, расположенной в Октябрьском районе города. После окончания школы я ее не видел, где работала — не знаю. Как оказалась в квартире в центре города и кому принадлежит эта квартира — понятия не имею.

— Я тоже где-то ее видел, — сказал Николаенко, морща лоб. — По-моему, я встречал ее в обкоме профсоюзов. Или в горкоме? Где-то там… Хорошо, Лаптев, я тебя понял. Сейчас иди к подъезду, я тут определюсь и дам вам задание.

Задание, полученное мной и группой инспекторов ОУР Центрального района, было обычным — совершить поквартирный обход дома, опросить жильцов: кто что видел, кто что слышал. Мне достался первый подъезд.

Из двадцати квартир в подъезде жильцы были только в трех. Ничего не поделать, праздник, все еще на демонстрации. В двух квартирах мне открыли дети дошкольного возраста, в третьей — низенькая, полная, аккуратно одетая старушка. Волосы ее были убраны назад полукруглым гибким гребнем. Ни в одном магазине я не видел в продаже таких гребней, но у каждой уважающей себя старушки он был.

Запах в квартире свидетельницы был отвратительнейший! Вдохнув его, я почувствовал, как желудок непроизвольно сжался в спазме, грозя выплеснуть содержимое наружу. Запах застоявшейся кошачьей мочи, перемешанный с «ароматом» жаренной на комбижире картошки и вареной салаки — это химическое оружие, такое же ядовитое, как горчичный газ иприт.

Взглянув на двух трущихся о ноги хозяйки котов, я понял, с чего надо начинать разговор.

— У меня тоже дома есть кот, — соврал я.

Старушка расплылась в улыбке. Пригласила меня на кухню. Контакт был установлен.

— Сама-то я ничего не могла видеть, у меня окна на детский сад выходят. — Старушка все порывалась напоить меня чаем, а я вежливо отказывался. — А вот двоюродная моя сестра Полина, она в доме напротив живет, она точно все видела. Она, сестра моя, целый день-деньской в окно глазеет да глупые стишки пишет. Но тебе она ничего рассказывать не станет. Она крепко на советскую власть обижена — в сталинские времена больше десяти лет по политической статье в лагере просидела.

Закончив обход подъезда, я по собственной инициативе пошел к Полине Александровне.

Бывшая узница сталинских лагерей встретила меня неласково.

— От тебя, мент, парашей пахнет, — сказала она вместо приветствия. — Это ты у сестры моей, крысы подзаборной, побывал? Признавайся, она тебя ко мне подослала?

— Полина Александровна, я пришел к вам как к специалисту, проконсультироваться.

— Чего, чего? — опешила старушка. — Ты меня ни с кем не путаешь?

— Я пришел к вам поговорить по одному конфиденциальному делу. Вы впустите меня или мы будем в дверях разговаривать? У вас соседи не любопытные? А то уже, поди, стоят под дверями, подслушивают.

Старуха неохотно разрешила мне войти.

— Полина Александровна, что означает у молодой женщины наколка в виде силуэта ящерицы?

— «Хрен догонишь, хрен возьмешь, а догонишь — хвост оставлю!» — не задумываясь сказала она.

— Вот черт, как я сам не догадался!

— Ты про наколку где-то слышал или женщину с такой татуировкой видел? Если женщину видел, то держись от нее подальше, а то обворует. — Старушке явно льстило, что я, офицер милиции, пришел к ней за советом. — И не вздумай на ней жениться, — поучала старуха, — это тебя до добра не доведет.

— Как я на ней женюсь, меня с работы за это выгонят!

— Если с работы выгонят, то все равно не женись. Теперь скажи мне, у тебя кошки дома есть?

— Полина Александровна, я живу в рабочем общежитии. Нам запрещено иметь домашних животных.

— Как выйдешь на улицу, проветри одежду, а то люди от тебя шарахаться будут. Запомни, запах кошачьей мочи — самый стойкий запах на свете. Точно тебе говорю, час у моей сестры в квартире пробудешь — все, одежку можно выбрасывать.

— Полина Александровна, давайте вернемся к наколкам. У женщины, про которую я вам говорил, на плече есть татуировка в виде розы, обвитой колючей проволокой. Над розой летает шмель. Это что может означать?

— Сколько лет этой женщине, около тридцати? — Старуха достала из кармана халата пачку «Беломорканала», вытряхнула папироску, закурила. — Роза в колючей проволоке означает, что она попала за решетку несовершеннолетней. Шмель над цветком — это надежда встретить надежного, порядочного мужчину.

— Спасибо, Полина Александровна! — Я развернулся к двери.

— Подожди! Больше ты ничего не хочешь узнать? — с ехидцей спросила она.

— Если расскажете, что видели сегодня на улице, я буду вам премного благодарен.

— Проходи на кухню, поговорим. Ты есть хочешь?

— Чаю попью, если угостите.

Пока старушка наливала мне чай и готовила бутерброды, я полистал отрывной календарь за текущий год. Говорят, что советские отрывные календари составлены так, чтобы на каждый день приходилась какая-нибудь памятная дата. Проверим. Что там завтра? О, третьего мая пятьдесят лет назад родился известный американский физик, лауреат Нобелевской премии Стивен Вайнберг! Доживу до завтра, обязательно выпью за здоровье старины Вайнберга.