Маленький городок в Германии. Секретный паломник - Джон Ле Карре Страница 12

Это был день почти полной свободы. День, чтобы, оставаясь в Лондоне, воображать себя за городом. В Сент-Джеймс-парке преждевременно наступившее лето продолжало буйствовать уже третью неделю. По берегам озера девушки лежали, как срезанные цветы в совершенно неестественную для майского воскресенья жару. Один из работников парка даже развел костер, и аромат сгоревшей травы проплывал мимо вместе с отдаленным эхом звуков транспорта на прилегавших улицах. Казалось, только пеликаны, неуклюже ковылявшие вокруг своих павильончиков на искусственных островках, еще хотели двигаться. И Алан Тернер, хрустя большими ботинками по гравию дорожки, мог в кои-то веки идти на все четыре стороны. Даже девушки не отвлекали его от желанной прогулки.

На нем были действительно тяжелые и грубые ботинки из коричневой кожи, уже не раз отремонтированные вдоль рантов и не первой свежести, легкий костюм, а через плечо он перебросил такую же замызганную брезентовую сумку. Это был крупный, немного нескладный мужчина с невыразительным бледным лицом, широкими плечами и сильными, как у альпиниста, пальцами. Двигался он с тяжелой размеренностью груженой баржи, широкой, агрессивной походкой полицейского, намеренно лишенной всякого изящества. Возраст его трудно поддавался определению с первого взгляда. Студентам он казался уже старым, но старым только для того, чтобы тоже быть студентом. Он мог насторожить юнцов своими зрелыми годами и в равной степени не вписывался в компанию стариков в силу явной молодости. Его коллеги давно перестали спорить, сколько же ему на самом деле лет. Знали только, что служить он пошел поздно (многие считали это настораживающим признаком), а учился прежде в колледже Сент-Энтони в Оксфорде, куда принимают кого ни попадя. Официальные публикации Министерства иностранных дел проявляли сдержанность. Они могли проливать безжалостно яркий свет на происхождение всех остальных Тернеров, но в случае Алана Тернера хранили молчание, словно, всесторонне рассмотрев факты, пришли к выводу, что лучше всего не особенно распространяться о нем.

– Тебя тоже вызывают, – сказал Ламберт, догоняя его. – Такое впечатление, что на этот раз Карфельд сумел всех достать даже здесь.

– И какого хрена они от нас ждут? Нам пора строить баррикады? Или начинать вязать теплые одеяла на зиму?

Ламберт был маленьким, энергичным человечком, и ему нравилось, когда о нем говорили: такой везде сойдет за своего. Он занимал солидную должность в Западном отделе и организовал крикетную команду, куда принимали всех независимо от социального положения.

Они начали подниматься по лестнице Клайва ^[6].

– Немцев уже не переделаешь, – сказал Ламберт. – Это моя твердая точка зрения. Нация психопатов. Вечно считают, что им кто-то угрожает. Версаль, враждебное окружение, ожидание удара ножом в спину, мания преследования – вот в чем их проблемы.

Он дал Тернеру время согласиться с ним.

– Мы собираем весь штат сотрудников отдела. Даже девиц.

– Боже милостивый, вот теперь они точно испугаются! Как призыв на службу резервистов и отставников. Действительно похоже на всеобщую мобилизацию.

– А ведь это может окончательно поставить крест на Брюсселе, понимаешь ли. Дать там всем мощный щелчок по носу. Если немецкий кабинет министров переживет такой нервный стресс у себя дома и сорвется, мы все упремся в один и тот же тупик. – Казалось, подобная перспектива его только радует. – В таком случае придется искать совершенно иное решение вопроса.

– А мне чудилось, что другого решения не существует.

– Государственный секретарь уже провел переговоры с их послом. Как говорят, они сошлись на полной компенсации.

– Тогда нам вообще не о чем беспокоиться, верно? Можем спокойно продолжать отдых в выходные дни. А потом безмятежно лечь спать.

Тернер и Ламберт добрались до верхней ступени лестницы.

Покоритель Индии, небрежно уперев ногу в подставку из старинной бронзы, с довольным видом смотрел мимо них на лужайки парка.

– Они держат двери открытыми. – В голосе Ламберта звучали уважительные, даже почтительные нотки. – Перешли на работу без выходных. Готов поклясться, на этот раз у них все серьезно… Что ж, – сказал он, не получив в ответ столь же восхищенного эха, – ступай своей дорогой, а я пойду своей. Но заметь, – добавил он с горячностью, – нам это может принести огромную пользу. Объединить Европу во главе с нами против нацистской угрозы. Нет ничего полезнее, чем удар сапогом под зад старым союзникам, который заставит их шевелиться.

И, приветливо кивнув на прощание, он исчез в имперском мраке главного входа. Несколько секунд Тернер смотрел вслед Ламберту, словно сравнивая его тощую фигурку с массивными тосканскими колоннами портика вестибюля, и в выражении его лица читалось нечто вроде грусти. Как будто ему самому захотелось сейчас стать таким, как Ламберт: маленьким, опрятным, все понимающим и не знающим сомнений. Но он быстро отбросил эти мысли и направился к совсем небольшой двери в боковой части здания. Дверь была затрапезная на вид, с оконцем, заколоченным изнутри фанерой, и табличкой, запрещавшей вход посторонним.

– Мистер Ламли вас разыскивает, – сказал портье. – Хочет вас видеть. Но только когда у вас выдастся свободная минутка, я уверен.

Это был молодой женоподобный мужчина, который явно предпочел бы находиться по другую, парадную сторону здания.

– Хотя искал он вас весьма настойчиво. Насколько я вижу, все уже пакуют чемоданы в Германию.

На столике рядом с ним был на полную громкость включен транзистор. Кто-то вел прямой репортаж из Ганновера, а на заднем фоне звучал грохот, похожий на шум океанского прибоя.