Надрез - Марк Раабе Страница 12

Сердце Габриэля бьется чаще. Осторожно переставляя ноги, чтобы ступать параллельно следам, он пробирается в гостиную. Тут все дышет ветхостью. Деньгами, старыми книгами. Устаревшими ценностями. Мебель затянута простынями, и тенью прежней жизни проступают под тканью очертания кресел, стульев, стола, дивана.

В противоположном конце комнаты, там, куда ведут отпечатки ног, возвышается широкий викторианский камин с длинной вытяжкой, отделанной благородным черным мрамором. На каминной полке виднеются фотографии в серебристых застекленных рамках. Двигаясь по следу, Габриэль останавливается у полки и смотрит на снимки. Его бросает в холод, когда он видит лица на фотографиях: там изображена женщина лет сорока. У нее темные круги под глазами, но она сохранила потрясающую красоту. Длинные черные волосы ниспадают на плечи. Рядом с ней – молодой парень, ему еще не исполнилось и восемнадцати. Льняные волосы, дерзкий взгляд, безупречный лик Адониса.

Габриэль стоит перед каминной полкой как вкопанный. Взгляд женщины, кажется, вот-вот приоткроет какую-то дверцу в его душе. Невольно Габриэль думает о Лиз, хотя эта черноволосая женщина ничуть на нее не похожа. Он жмурится, а когда открывает глаза, чары развеиваются.

Габриэль смотрит на чистое стекло и полку. «Странно, – думает он. – Ни пылинки. И стекла чистые». Кто-то стер пыль с полки, передвинул рамки. Нагнувшись, Габриэль заглядывает в камин. Большая мраморная плитка прислонена к задней стенке камина. Странно.

Габриэль выпрямляется и осматривает каминную трубу. На уровне его головы, прямо над полкой с фотографиями, висит картина. Как и вся мебель в комнате, она занавешена простыней. Осторожно, кончиками пальцев, он снимает картину с крючка. За ней виднеется углубление – похоже, кто-то снял плитку и поставил ее в камине. Теперь на ее месте сереет гладкая дверца металлического сейфа. В свете фонаря Габриэль видит, что дверца сейфа небольшая, сорок на тридцать сантиметров. В центре зияет отверстие для ключа.

Габриэль осторожно притрагивается к сейфу. Слышится тихий щелчок, и дверца сдвигается на миллиметр-два, не больше.

Он убирает фотографии с каминной полки, поддевает ногтем металлическую дверцу и заглядывает внутрь. Пусто. Либо тут ничего и не было, либо проникший сюда человек обнаружил то, что искал.

Габриэль закрывает сейф, вешает картину на место и противостоит порыву достать мобильный из кармана, хотя уже, наверное, пробило полночь.

Он поворачивается, возвращается в коридор, тщательно следя за тем, чтобы не наступить на отпечатки ног взломщика, обходит старую лестницу и останавливается у входа в подвал. Впереди тянутся гладкие деревянные ступени. В полумраке подвала мигают красные лампочки. На мгновение его охватывает тот же страх, что и тогда, когда он стоял на пороге подвала в доме родителей. Иррациональное чувство, что там его что-то поджидает. Он направляет луч фонарика в темноту и различает центральный блок сигнализации с красными лампочками.

«О’кей».

«Нужно спуститься вниз, перезагрузить сигнализацию, закрыть дом и убираться отсюда», – думает Габриэль. Написать заявление в полицию можно и завтра. Судя по всему, проникшего сюда человека уже и след простыл.

Он делает шаг вперед и оскальзывается на лестнице. Взмахивает руками, пытается схватиться за поручни и роняет фонарик. С оглушительным грохотом фонарик катится вниз по деревянным ступеням, его луч беспорядочно мечется по подвалу.

Отдуваясь, Габриэль восстанавливает равновесие.

Фонарик с металлическим перезвоном проносится по полу подвала и наконец останавливается, покачиваясь.

Красные огоньки сигнализации все мигают. Только сейчас Габриэль понимает, насколько эта лестница похожа на ступени в подвале его родителей. У него кружится голова. Красные огоньки… ему вспоминается, как вспыхивал когда-то красным глазок в двери лаборатории – тогда, когда отец закрывался внутри.

«Люк! Очнись. Это не твой подвал. Твоего подвала больше нет».

«Что, если он там? – думает Габриэль. – Что, если папа там?» Сейчас его внутренний голос – голос испуганного одиннадцатилетнего мальчика.

«Его там нет. Ты же знаешь, Люк. Ты знаешь!»

Габриэль судорожно хватается за поручни и закрывает глаза.

Черт бы побрал эти дежа-вю! Черт бы побрал лабораторию! И черт бы побрал его отца! Ни разу ему так и не удалось заглянуть в эту святая святых. В фантазии Габриэля лаборатория превратилась в нечто монструозное: магическое пространство, чарующее и в то же время отталкивающее, лавка ужасов, сердце призрака. Она похожа на этот дом. И все эти страхи маленького мальчика развеялись бы как дым, если бы ему только разрешили войти в ту лабораторию. Но он туда не заходил. Ни разу. А потом стало слишком поздно. Лаборатории больше не было.

Габриэль пожимает плечами, открывает глаза и берет себя в руки.

Все это просто смешно.

Это в конце-то концов вовсе не подвал в доме его родителей. А эти красные огоньки – просто часть старой сигнализации.

Итак, нужно спуститься туда.

Осторожно ступая, он идет вниз по лестнице, поднимает фонарик. Его пальцы смыкаются на прохладной металлической ручке, и в этот момент он замечает какое-то движение. Что-то касается его головы, обволакивает ее, точно простыней. Он резко взмахивает руками, луч фонаря шарит по стенам. Что-то темное опадает на пол рядом с ним, слышится глухой стук, эхом отдающийся в подвале.

Габриэль отшатывается и, тяжело дыша, освещает фонариком место, где только что стоял. На полу подвала в темной луже лежит какая-то ткань и деревянные плечики. Не сразу он понимает, что это не просто ткань, а платье. Черное, экстравагантное, безумно дорогое. Такое платье можно увидеть только по телевизору, когда идет передача о показе мод.

Но что, черт побери, это платье делает здесь?

Габриэль вытаскивает платье из лужи, оно успело пропитаться водой, и капли стучат по полу. Подняв голову, Габриэль видит прохудившуюся трубу под потолком подвала.

Затем луч фонаря падает на блестящую ткань.

Платье новое, чистое, оно уж точно не провисело в этом подвале несколько десятилетий. Еще и какая-то бумажка.

Нахмурившись, Габриэль смотрит на размокшее изображение. Похоже, тут была какая-то картинка, но цветные чернила принтера расползлись, и цвета перемешались, будто кто-то опрокинул коробку красок.

Что бы ни было на этой бумаге, теперь этого уже не разобрать.