Домик с крокодилами - Ольга Степнова Страница 12

– Н-не знаю, – вдруг попятился Никас. – Почему ты меня спрашиваешь? Я ей не нянька!

– Ой, да ладно вам, – отмахнулась Ирма Андреевна. – Разве можно искать логику в поступках пьяной девчонки? Эй! – Она похлопала Настю по щеке. – Ты меня слышишь? – Настя замычала и отвернулась, словно не желая никого видеть.

В поведении Ирмы не было ни паники, ни страха за дочь, и это меня удивило.

«Скорая» приехала быстро.

– Жить будет, – диагностировал врач и крепко пожал мне руку, поблагодарив за «грамотные действия».

– Когда-то я работал спасателем на пляже, поэтому знаю, как это делать, – объяснил я.

Когда Настю погрузили на носилки, она вдруг открыла глаза.

– Он! – прошептала она, указав на меня пальцем. – Он меня бросил! Он меня бросил, а я без него жить не могу! Я люблю его! Я всё равно утоплюсь, если он ко мне не вернётся! – Она потеряла сознание. Носилки втолкнули в «Скорую» как пирожок в печку.

– Это неправда, – обалдев от такой наглости и неблагодарности, пробормотал я. – Она врёт!

– Предупреждал я тебя! – ткнув меня в бок, шепнул на ухо мне Арно. – Не надо было спасать её!

– Не надо было, – согласился я, чувствуя себя идиотом.

– Видела, видела, как он совращал девчонку, – всхлипнула кухарка, утирая передником слёзы.

– Да ты не промах, дружище! – хлопнул вдруг меня по плечу Никас.

– Между мной и Настей ничего не было, и быть не могло, – процедил я. Оправдываться было мерзко и унизительно, но молчать я не мог. – Настя сама набросилась на меня на кухне! Я булки ел, а она разлила мой кофе, сняла халат и набросилась! – сорвался я на крик. – Ещё скажите, что она от меня беременна! – Зря я это сказал, но нервы мои после разрыва с Бедой были на пределе, а мозги вообще рассосались…

– Замолчите, – холодно сказала Ирма Андреевна. – И запомните все! Не смейте приплетать Глеба Сергеевича к склочным замашкам моей дочери! Глеб любит свою жену и никогда не пойдёт на глупые, пустые интрижки.

Ирма резко развернулась и с прямой спиной начала подниматься по крутой лестнице, ведущей к дому. Никас и кухарка, словно свита, последовали за ней.

– Тебе повезло, приятель, – похлопал меня по плечу Арно. – Никому не удавалось заполучить такое расположение хозяйки! Вот что значит засветиться в журнале «Бэлль»! – Он ещё раз долбанул мне в ключицу и присоединился к свите Ирмы Андреевны.

Неожиданно вспыхнули фонари, фантастическим светом осветив пляж, море и дом. Я огляделся, увидел свою одежду и понял, что до сих пор стою в плавках. На песке отчётливо виднелись следы тонких женских каблуков, ведущих к морю, а у воды валялся клочок бумаги. Я поднял его, развернул и прочитал корявые строчки: «В моей смерти винить Глеба Сазонова».

– Чёрт! – Быстро одевшись, я сунул записку в карман джинсов, с ужасом думая, что было бы, если бы Настя утонула, а на берегу нашли это послание.

– Что, Настька не доплыла до острова Секс? – послышался ехидный голос Прохора из кабинки для переодевания.

– Не доплыла, – пробормотал я, но, опомнившись, строго спросил: – Почему ты не спишь?

– Свет вырубился, Настька тонет, разве поспишь тут? Что за бумажку ты подобрал? – Прохор вышел из кабинки.

– Мусор, – равнодушно ответил я.

– У нас на пляже мусора не бывает. Это записка?

– Да с чего ты взял!

– Я видел, как ты читал.

– Не читал, а смотрел.

– Настя всегда оставляет записки, когда приканчивает себя.

– И… а… – Я потерял дар речи. – Твоя сестрица часто занимается самоубийством?

– Бывает, – вздохнул Прохор. – Она влюбчивая очень. То в охранника влюбится, то в электрика, то в шофёра. Их из-за этого увольняют, а Настька то травится, то вешается, то вены режет. Потом помирает и орёт: «Помогите! Помогите!»

– Ясно, – кивнул я. – А топится она первый раз?

– Первый. Она ж плавает как рыба, чего ей топиться-то?

– А в записках что пишет?

– Не знаю. Мне не читали. Но я думаю, что-нибудь плохое, потому что после этих записок всех ругают, увольняют и денег не платят. Если Настька в тебя влюбится, то тебя тоже поругают и уволят! А я не хочу… – Он вдруг схватил меня за ногу и щекой прижался к бедру. Я почувствовал, что в горле запершило. Меня вдруг потянуло погладить Прохора по голове, чего в моей педагогической практике никогда не случалось.

– Меня не поругают и не уволят, – успокоил я пацана. – Я ж не электрик.

– Ты обещал мне урок ночного ориентирования! – вспомнил Прохор. – Поехали!!

– Куда?! – удивился я.

– Куда глаза глядят!

– А поехали! – вдруг согласился я. – Прошвырнёмся немного на папином «Вольво» и к полуночи дома будем.

Он радостно завизжал и повис у меня на ноге.

– Мужики так не пищат, – отрывая Прохора от себя, сказал я.

– За руль не пустишь? – в десятый раз спросил меня Прохор.

– Ни в коем случае. У твоего папаши машин не хватит, чтобы я каждый раз тебя за руль пускал, – ответил я тоже в десятый раз.

– Папка богатый. Вернее, это мамка богатая, а папка с ней за компанию.

Я с грустью подумал, что тоже богат «за компанию» с Бедой, и что ничего хорошего такое богатство не приносит…

– А чем занимается твоя мама?

– Она гостиницы строит. А ещё театры и санатории. И дельфинарий тоже она построила!

– Здорово. Строительный бизнес, пожалуй, самый лучший на свете. Ты тоже будешь строителем?

– Нет! Я буду как ты, домашним любимцем. Сильным, смелым, огромным и добрым. Я буду учить детей тонуть в двадцать первых «Волгах»!

У меня опять запершило в горле от нахлынувших чувств, и я всё же погладил Прохора по светловолосому затылку. Если так дальше дело пойдёт, то я начну целовать его в щёчки, называть Просей и пускать слезу при расставании с ним.

Смутившись от своих чувств, я втопил педаль газа в пол и тут заметил, что мы мчимся по тому участку шоссе, где находится кафе «Аллигатор».

– По шашлычку вдарим? – подмигнул я Прохору.

– Мама говорит, что есть на ночь вредно.

– Вредно не есть, – непедагогично заметил я.

– Тогда вдарим по шашлычку на ночь! – радостно закричал Прохор. – Так вдарим, что аж слюни до пояса потекут!

В это позднее время парковка возле кафе оказалась почти свободна. Я загнал «Вольво» в большой удобный карман, который находился почти напротив дверей заведения.

– Какие люди! – раскинув руки, радостно заорал Сом, увидев меня с мальчишкой. На нём был тот же высокий колпак и белый передник. Он сграбастал меня с Прохором в охапку и усадил за самый большой стол в центре зала. В кафе оказалось немноголюдно. Только несколько парней, по виду дальнобойщиков, ужинали за одним столом в глубине зала.