Фотосессия в жанре ню - Елена Логунова Страница 12

– На пять минуточек, не больше! – пряча купюру, строго сказала дежурная.

– Расценочки, как в дорогом борделе! – шепнула бравая Елкина бабка на ушко Оле, но сама при этом даже не улыбнулась.

Ольга тоже поспешила сделать грустное и озабоченное лицо, уместное при посещении больной.

Хотя было понятно, что больная уже не только ходячая, но и курящая, и даже, весьма вероятно, флиртующая: в отличие от бабы Жени, поднимаясь по лестнице, Оля успела разглядеть, что кофейная банка на подоконнике курилась сразу двумя дымками от плохо затушенных сигарет. А рядом с импровизированной пепельницей стояла пустая бутылочка из-под минералки – ее Оля тоже заметила и усмехнулась: очевидно, беспутную подружку мучала невыносимая жажда послепраздничного происхождения, в просторечье именуемая выразительным словом «сушняк». В этом состоянии Елка имела обыкновение пить воду часто, помногу и залпом, так что она переливалась из бутылки в пищевод с задорным бульканьем.

В палате, которую Елка делила с пятью другими пациентками, было шумно, как в баскетбольном зале. Громкий кашель на шесть голосов отражался от высоких сводов и голых стен скудно меблированного помещения гулким эхом, так что доверительно побеседовать было сложно. А Оля быстро смекнула, что многомудрая баба Женя притащила ее к ложу хворой Елки не просто так, в рамках светского визита с легкой воспитательной функцией («А вот посмотри-ка, Дашенька, вот ведь Оленька не пьет, не курит, в сомнительных компаниях не бывает, так и сама жива-здорова, и родных и близких своих не травмирует!»), а с конкретной целью «развести» подружку на разговор по душам. Было ясно, что своей дорогой и любимой бабушке Елка ни слова не сказала – и не скажет! – о том, с кем и как она провела бурную новогоднюю ночь. В роли разведчика должна была выступить Оля.

– Ну, вы тут посидите, посекретничайте, а я в ординаторскую схожу, поговорю с врачом, – сказала хитрая старушка, сухими и крепкими, как барабанные палочки, пальцами придавливая Олины плечи.

Оля вынужденно опустилась на край древней панцирной кровати, добавившей к хороводу кашля музыкальный стон. Баба Женя удалилась, успев еще воодушевляюще подмигнуть соратнице из-под прикрытия закрывающейся двери.

Оля вздохнула и посмотрела на подружку кротким и печальным взглядом Коровки из русской народной сказки про хорошую, но невезучую девочку Крошечку-Хаврошечку.

Плохая, но тоже невезучая девочка Дашечка-Потеряшечка вызываюше кашлянула, помотала головой и решительным голосом с мужественной бронхиальной хрипотцой сказала:

– Даже не начинай! Не вздумай меня воспитывать и расспрашивать, я ничего тебе не скажу!

– Почему? – Оля оглянулась на дверь. – Думаешь, я все бабе Жене передам? Я не передам, Даш, ты же меня знаешь!

Елка кивнула. Оля и впрямь была проверенным товарищем и просто верным другом. Собственные высокие моральные принципы не мешали ей сочувственно и сердечно относиться к беспутной подружке. Не случайно на последнем рубеже – под резинкой чулка – Елка для страховки «на всякий пожарный случай» держала бумажку с телефоном Романчиковых. «Пожарные случаи» с ней происходили не так уж редко, и никогда еще не было такого, чтобы Оля не пришла подруге на помощь. Правда, не всегда эта помощь была по-настоящему скорой, но это лишь потому, что на заветной бумажке Елка писала не мобильный, а домашний номер Оли. На мобильном у малоимущей училки то и дело банально не было средств для разговора.

– Ну, то есть я бабе Жене, конечно, что-то скажу, но не все, как есть, – уточнила свои намерения Оля. – Что ж я, изверг какой-то? Я помню, что у нее сердце слабое.

– А у меня сейчас память еще слабее! – Елка закатила глаза в потолок. – Оль, вот веришь? Я ни-че-го не помню! Как за городом оказалась, почему в сугробе лежала? Ну, не помню, хоть убейте!

– Совсем ничего не помнишь?

Ольга Пална синхронно приподняла брови и уголки губ.

С таким лицом она регулярно выслушивала измышления закоренелого двоечника Витьки Овчинникова, придумывающего все новые объяснения для своих опозданий на уроки.

– Я помню чудное мгновенье! – хмыкнула Елка, процитировав даже ей памятное, пушкинское. – Но лишь одно-единственное: как я после получаса ожидания в «Мыльне» наконец до унитаза добралась!

– Фу! – скривилась Ольга Пална при упоминании сей пикантной подробности и совершенно неприличного ночного клуба «Мыльня».

Полностью заведение называлось «Мылен рож» и на вывеске было представлено изображением конкретно взмыленной морды разгоряченного жеребца.

– Ничего и не «фу»! – возразила Елка, повозившись, чтобы удобнее устроиться в кровати. – Ты представь: у меня живот прихватило, а в женский туалет очередь была, как в мавзолей!

– Фу! – снова скривилась Оля.

– Тебя бы на мое место, – Елка сделала страдальческое лицо и потянулась за бутылочкой с минералкой.

– Напьюсь – буду! – проворчала Ольга Пална, слегка переиначив крылатую фразу из «Бриллиантовой руки».

И приготовилась выдержать паузу в разговоре, потому что подружка явно собралась на затяжной водопой.

Она с треском откупорила бутылочку, с маху «состыковалась» с ее горлышком, запрокинула голову и разом влила в себя добрую треть содержимого. Это заняло всего пару секунд.

А уже на третьем далеко не чудном мгновенье Елка выронила бутылочку и упала на подушку, содрогаясь и хрипя. Глаза ее остекленели и уставились в потолок уже без всякого выражения. Пластиковая бутылочка, расплескивая жидкость, покатилась по полу – Оля машинально отдернула ногу, и по палате распространился характерный резкий запах.

Кто-то закричал, в коридоре послышался топот, дверь палаты распахнулась настежь, стукнув о стену. На пороге возникла фигура бабы Жени, отчетливо маленькая и яркая на фоне чьего-то просторного тела в белом халате.

– Нет, нет, ей сюда нельзя, – оторопело пробормотала Оля, но было уже поздно.

Елкина бабушка охнула, схватилась за сердце и осела на пол, как марионетка, которой разом перерезали веревочки.

«Вот не помню, хоть убейте!» – завихрилось в Олиной голове незабываемое, Елкино.

– Если принять внутрь несколько глотков уксусной эссенции или кислоты, то на первое место выходят поражения пищевода – его сильный, глубокий, большой площади ожог, – и человек может погибнуть от болевого шока!

Папа старался читать шепотом, но даже в таком виде его басовитый голос тревожил, как близкое гудение шмеля.

– Какой кошмар! – вполне искренне ужаснулся другой – не папин – басовитый голос.

Оля вспомнила его с трудом.

Ах да, это же Майкл. Мишка Суворин из параллельного класса.

Что это он тут делает?

Ах да, это же именно Мишка привел домой маловменяемую зареванную Олю. И мама, конечно же, постаралась его задержать – в надежде, что Майкл не просто бывший одноклассник, а нынешний или будущий кавалер.