Куда уж хуже. Реквием заговорщикам - Марина Серова Страница 12

В глазах своих спутников я уже в течение трех часов видела немой вопрос: ведь они знали Машку и не могли понять, почему я не прекращаю поиски. Но они молчали, потому что следовали инструкции. И я молчала, потому что следовала своей инструкции. Своим планам. Дело в том, что утром я выпила чашку кофе. Я встала намного раньше Павла и сварила натуральный кофе. Было самое время погадать. И когда я, после того как кофе был выпит, опрокинула на блюдце чашку, чтобы посмотреть на рисунок кофейной гущи, мне стало не по себе: я увидела четкую свастику. А ведь на утро у меня было запланировано принятие единственно правильного решения: то ли сдавать Машку отцу и наслаждаться жизнью, то ли ехать в Нагорное. Свастика решила дело. Сочетание хрупкой и нежной Машки с мрачной фашистской символикой не укладывалось у меня в голове. Крысолов получит свою дочь, но только после того, как я увижу своими глазами штаб в Нагорном.

За городом было хорошо. Пахло свежескошенной травой, цветами и мокрым асфальтом.

Как я и предполагала, в Нагорное они не поехали, а свернули на узкую проселочную дорогу и двинулись параллельно расположенному чуть выше дачному массиву. Но это были не простые дачи. Во-первых, они находились в лесу, а во‑вторых, были обнесены рабицей. Во время езды эффект сетки исчезал и казалось, что никакого ограждения нет вовсе, а просто стоят на некотором расстоянии друг от друга небольшие коттеджи, между которыми то блеснет голубоватый прямоугольник бассейна, то мелькнет теннисный корт. Понятное дело, что ни огурцов, ни помидоров хозяева этого райского уголка не выращивали. Они просто наслаждались жизнью, солнцем, друг другом, возможно… Словно в подтверждение моим мыслям появились массивные белоснежные ворота, ведущие в это дачное хозяйство, – со шлагбаумом. И охраной с автоматами наперевес. А рядом, у дороги, расположились магазин и несколько палаток с овощами и фруктами. Зачем что-то выращивать, если можно все это купить, не утруждая себя изнурительным крестьянским трудом.

Получилось так, что мы въехали на территорию дачного поселка следом за «мерсом», словно имели к нему какое-то отношение: нас пропустили без единого вопроса, посчитав, очевидно, что мы ВМЕСТЕ.

– Неужели они нас до сих пор не заметили? – не выдержал Павел, когда мы, миновав шлагбаум, свернули в противоположную сторону от преследуемой машины.

– Да хоть бы и заметили, что с того? Скажем, что мы ищем штаб движения «Россия». И все. Но они, похоже, не заметили не только нас, но и вообще ничего, кроме друг дружки, не видят. Влюбленная парочка, что же ты хочешь… Останови, – приказала я Сергею и вышла из машины. – Вы поезжайте за ними и выясните, где они живут или к кому приехали. Когда узнаете, возвращайтесь сюда, мы с Павлом будем ждать вас возле этого теннисного корта.

Мои охранники уехали, а мы сели на траву и стали наблюдать игру. Двое парней в белых теннисках и шортах бегали по корту с ракетками и что-то доказывали друг другу. И это вместо того, чтобы играть. Как же – амбиции.

– Я отойду, я ты побудь здесь, – сказала я, направляясь в кусты, где намеревалась позвонить по сотовому телефону Крысолову. Я понимала, что существование сотового телефона уже давно не являлось для Павла тайной, но беседовать с кем бы то ни было в его присутствии не собиралась. Я присела на пенек, достала телефон и набрала номер.

– Наконец-то, я ждал, – услышала я низкий мужской голос. – Ну что, нашла?

– Нашла. Она сейчас находится в Нагорном. Это пригород Москвы. Здесь дачный поселок. Сюда она только что приехала со своим другом на черном «Мерседесе». Если хотите, я возьму ее за руку…

– Нет-нет, не стоит этого делать. Сейчас я свяжусь со своими ребятами и скажу, как им поступить.

– Вы хотите, чтобы они сами забрали ее?

– Зачем же забирать? Для меня главное – увидеть Машу. Они укажут мне наиболее точные координаты, и я сейчас же вылетаю.

– Как… вылетаете?..

– На вертолете. Я же себе места не нахожу с тех пор, как Маша исчезла. Как ты думаешь, сможет меня что-нибудь остановить перед встречей с дочерью?

– Думаю, что нет.

– То-то и оно. И ты будь там поблизости. Увидишь вертолет, подходи.

Я вернулась к Павлу, который, казалось, дремал на солнышке.

– Теперь я тебе не нужен? – спросил он, не открывая глаз.

– Еще не знаю. Ты – темная лошадка. Подождем до вечера.

Минут через десять подъехали телохранители.

– Они зашли в двухэтажный дом, что за бассейном. Поедем, покажу, – сказал Сергей, не выходя из машины.

Мы сели и поехали. Остановились в нескольких метрах от дома, в зарослях сирени, и заглушили мотор.

– Паша, сходи посмотри, не видно ли чего в окнах… – сказала я, намекая своему помощнику, что мне надо поговорить с глазу на глаз с этими головорезами. Паша ушел, а я жестко проговорила: – Вижу, что шеф позвонил вам. Только не думайте, что это конец работы. И нечего на меня так пялиться. Он увидит Машу и улетит, а вы останетесь.

Я и сама не знала, что это на меня нашло. Наверно, дело было в довольных и ухмыляющихся физиономиях этих парней, которые раздражали меня все больше и больше. Ведь, казалось бы, все! Работа выполнена, можно возвращаться в Москву, распрощаться и с Крысоловом, и с Пашей. Зачем я здесь? Что мне надо от этого дачного поселка? Почему на дне моей чашки появилась свастика? Какое отношение имеет Маша к политическому движению «Россия»? И при чем здесь Паша, Вик? Да, кстати, хороший вопрос: а при чем здесь Вик? А при том, что я постоянно думала о нем. Вспоминала выражение его лица, когда впервые увидела его на кладбище. Какая-то дурацкая история с акциями. Что-то здесь было не так. За что его сначала избили, а потом и вовсе убили? Помнится, когда мы с ним разговаривали по телефону, он произнес фразу: «Понимаете, я тут кое-что нашел…» Где? Он звонил из квартиры Жени. Но что такого он мог найти?

И вдруг я все поняла. У меня словно открылись глаза. Все сошлось здесь, в Москве. Соединились две линии. Возле мертвого тела Вика я нашла записку, вернее, листок, на котором был записан мой адрес. Это я ему дала на всякий случай. А на чем он был написан? Помнится, Вик достал из кармана какой-то клочок бумаги (я еще хотела вырвать листок из своего блокнота, но он жестом остановил меня, достал этот клочок) и написал мой адрес на нем. Где? Где сейчас этот клочок?

Я тряхнула головой и очнулась. Мы снова – все четверо – сидели в машине и ждали появления Крысолова на вертолете. Вернее, ждали мы втроем: я, Сергей и Андрей. Павел вообще не знал, зачем он живет и что с ним будет дальше.

Я вышла из машины, прихватив с собой сумку, углубилась в лес и присела на кем-то заботливо поставленную там скамейку. Достала сигареты и закурила. Затем полистала блокнот, и оттуда выпала та самая записка Вика с моим адресом. Да, я хранила ее, так же, как великое множество разных листочков и записочек. Я перевернула ее и убедилась в том, что память не подвела меня: это был клочок воззвания народного движения «Россия». А это означало многое. Первое – что сам факт такого обращения Вика с воззванием говорил либо о его неосведомленности, либо о полном равнодушии к политическим страстям вообще. Второе – наличие этого воззвания в квартире Жени или Вика, как мне кажется, тоже не случайно. Но какие бы глубокомысленные выводы я сейчас ни делала, одно оставалось неоспоримым: листок воззвания народного движения «Россия» являлся тем общим звеном, которое могло соединить эти два дела – исчезновение Маши и ее участие в политической жизни Москвы и смерть Вика и его подруги Жени. Я могла бы возразить себе, что, мол, таких воззваний по всей стране миллионы, их распечатали по всем городам и весям, а я ищу оборванные концы, чтобы связать их в один узел. Но почему тогда я раньше нигде, никогда и ничего не слышала об этом движении? И почему там, на Цветном бульваре, в подвале мне стало так муторно, словно я кожей почувствовала, как меня пытаются обмануть? Какая-то тяжелая атмосфера чувствовалась в этом фальшивом штабе. Да и Клавдия Михайловна оказалась аферисткой…