Аркан для букмекера - Александр Савельев Страница 12

— Видишь, Игорек, что значит в жизни принципиальность? — поучала мать. — «Признайся Володька — и его бы не исключили» — так сказала ваш классный руководитель. Нужно быть гибким. Жить, приспосабливаясь к обстоятельствам, и в первую очередь думать о своей выгоде. Он, уж точно, не выберется из барака. Всю жизнь будет жрать свою принципиальность.

Но пророчество матери, как Игорь Николаевич убедился сегодня после встречи с Синебродовым на ипподроме, не сбылось.

С ипподрома Кривцов поехал на кладбище, к матери. При жизни он не сумел достойно отблагодарить ее за самопожертвование, сделал это после смерти. Поставил резное надгробие из белого мрамора, литую ограду по эскизам небезызвестного художника. Содержал могилу в идеальном порядке. Регулярно приезжал, платил смотрителю за уход.

Сегодня он приехал попозже, задержался дольше обычного. Сменил в вазе воду, поставил свежие цветы и присел на скамейку. Он любил бывать здесь в это время суток. День еще не угас, но солнце уже катилось к закату. В такие минуты в голову приходили грустные, возвышенно-печальные мысли — о жизни и бессмертии души. Забывшись, Игорь Николаевич не заметил, как подошел кладбищенский смотритель.

— Вы видели, как я подправил оградку? Ребята немного задели, когда хоронили рядом. Укрепил бетончиком.

— Спасибо. Честно говоря, не заметил. Большое спасибо.

Кривцов достал бумажник и, отвернувшись от смотрителя, вынул полсотни.

— Столько достаточно?

— Вполне. Буду рад и впредь присматривать за могилкой.

«Он что, покойников жрет?» — подумал Игорь Николаевич, в который раз с удивлением вглядываясь в огромную красную морду верзилы — молодого парня ростом выше двух метров.

— Ничего такого. Сегодня, к примеру, парную телятину с хреном, белужий бок с лимончиком, а на десерт — персики из-под Бахчисарая.

— Простите, что вы сказали?

Кладбищенский смотритель обернулся:

— Вы не беспокойтесь. За могилкой я присмотрю.

Кривцову почудилась ухмылка на его харе.

— Сынок, подай старухе на пропитание.

— Бог подаст.

— Видать, богатый, а такой жадный. Господь всем велел делиться.

— Ходи, ходи, бабка. Сегодня не до тебя. День выдался не самый легкий.

— Вот ты пятерку для меня пожалел, а не знаешь того, что стоишь на краю гомола.

— На краю чего?

— Гомола, сынок, гомола.

— Возьми деньги и скажи толком, если что знаешь.

— А как же не знать? Мы — божьи люди. Господь от нас ничего не скрывает. Погляди на маковку храма. Чего видишь?

— Крест золоченый.

— А еще что?

— Вроде свет какой-то вокруг креста.

— Во-во. Это тебе знак Господний. Велит не обижать сирых, помогать калекам и старым людям. Если хочешь спастись, потуши лампаду перед образиной в женском обличье, мети пол от порога к двери и не веником, а скребницей щетинной. От друзей откупись, в дом не пускай и молись, молись. Проси прощенья у Господа.

Прогремел гром, затихая раскатами. Пораженный небывалым видением, Игорь Николаевич долго не мог оторвать глаз от креста. Ничего подобного ему прежде не приходилось видеть. Крест на куполе колокольни светился голубоватым пламенем, видный в мельчайших деталях на фоне грозовой тучи, наползающей из-за церкви.

— И часто здесь такое бывает, бабка? — полюбопытствовал Кривцов, оторвав наконец взгляд от магнетически притягивающего видения.

Рядом никого не было. Игорь Николаевич поискал глазами между могил, деревьев, частокола оград. Старуха будто испарилась или улетела на помеле.

Гром погремел, погремел и стих в отдалении. Не пролилось ни капли. Игорь Николаевич сидел в оцепенении, пытаясь собраться с мыслями, парализованный страхом. Спустя какое-то время он снова поднял глаза к маковке колокольни, но увидел уже совсем иную картину. В лучах заходящего солнца позолота на кресте тускло отсвечивала ровным спокойным светом. Не было никаких загадочных сполохов. Церковь медленно погружалась в тень, навевая покой и умиротворение.

Под впечатлением странного наваждения Игорь Николаевич уехал домой, но еще долго не мог избавиться от него, все пытался разгадать пророческий смысл.

Антонина еще не пришла. Кривцов выпил две рюмки коньяку, перекусил на скорую руку и сел к телевизору.

С огромной фотографии нахально смотрела на него жена. То ли улыбалась, то ли ехидно посмеивалась. Красивое, порочное лицо Антонины не вызывало сейчас эротических желаний. Другое дело — в первые годы их брака. Жена оказалась удобной во всех отношениях. Холодок отчуждения появился позже. Игорь Николаевич чувствовал: что-то изменилось в настроении жены, появились сугубо личные интересы, мешающие совместной жизни.

Раздался телефонный звонок. Кривцов снял трубку.

— Игорь Николаевич? Игоря Николаевича можно?

— Слушаю.

— Здравствуйте. Извините за беспокойство. Это — Валера, кузнец с ипподрома. Там не осмелился подойти. Решил позвонить.

— Вообще-то я не в восторге от этого вашего решения. Но раз уж позвонили… Что у вас?

— У меня к вам просьба…

Днем, подойдя к двери каптерки наездника I категории Михалкина, Валерий услышал разговор, заинтересовавший его, поэтому постучался не сразу. С некоторых пор он не спешил входить в конурки наездников. Прежде чем постучаться, слушал, что происходило внутри. Таким образом он узнал немало ипподромных тайн. Пока ему не удалось выгодно воспользоваться украденной информацией. Сейчас он пытался сделать это в очередной раз.

— У меня к вам просьба. Не могли бы вы помочь устроить племянницу кассиром на ипподром?

Работа прибыльная. Получить простому смертному ее практически невозможно: очень много желающих.

— Вы обратились не по адресу. Это — не в моей компетенции. Сходите в отдел кадров, поговорите с директором ипподрома. Вы — прекрасный специалист. Думаю, он вам не откажет.

— Никто слушать меня не станет. Другое дело, если похлопочете вы. У вас такой авторитет.

— Спасибо, конечно. Но, насколько я знаю, место кассира в кассе тотализатора никогда не пустует. Чтобы получить эту должность, нужны очень и очень убедительные аргументы. К сожалению, у меня таковых нет.

— Вас уважают не только служащие конторы, но и на трибунах. Мне это хорошо известно. Я разговаривал со многими, кто давно ходит. Все в один голос: Кривцову это — пара пустяков.

Игорь Николаевич насторожился. При чем здесь трибуны? Не дурак же он, чтобы ни с того ни с сего обращаться ко мне с такой просьбой. Не иначе как что-то пронюхал.

— Ваши друзья, Валерий, неверно вас информировали. Я могу очень немногое, да и то в пределах нашего управления. А интересно, за что же так уважают меня ваши приятели на трибунах?