Возвращение танцмейстера - Хеннинг Манкелль Страница 12

– Понравился номер? – спросила она, положив трубку.

– Все нормально, – ответил Стефан, – но у меня есть вопрос. Я приехал сюда не испытывать машины. И не рыбачить. Я приехал потому, что здесь у вас на прошлой неделе убили моего близкого друга.

Она посерьезнела.

– Это тот, который жил недалеко от Линселля? Бывший полицейский?

– Он самый.

Стефан показал ей удостоверение и протянул карту:

– Не покажешь, как туда проехать?

Она повернула к себе карту, стала рассматривать. Потом ткнула пальцем.

– Едешь до Линселля, – сказала она. – Потом повернешь на Лёфсдален, переедешь Юснан. Дальше поезжай до указателя на Линкварнен. Туда сворачивать не надо, проедешь еще километров десять. Там будет поворот налево к его дому, но на карте он не обозначен.

Она внимательно поглядела на него.

– Сама я не особенно любопытна, – сказала она. – Но многие ездили туда поглядеть. Здесь сейчас несколько полицейских из Эстерсунда, и я слышала, как один из них объяснял дорогу кому-то, кто должен прилететь на вертолете.

– Я думаю, у вас тут не каждый день убийства, – сказал Стефан.

– Никогда не слыхала. А я ведь родилась здесь. Еще когда здесь был родильный дом.

Стефан тщетно пытался сложить карту.

– Давай помогу, – предложила она, разгладила карту и сложила в один миг.

Он вышел во двор гостиницы. Погода переменилась. Небо было высоким и ясным, от утренних облаков не осталось и следа. Он глубоко вдохнул свежий морозный воздух.

Потом представил, что он уже умер.

Интересно, кто придет на его похороны?

В начале третьего он был в Линселле. К своему удивлению, он обнаружил кондитерскую с вывеской «ИТ-кафе» – надо думать, интернет-кафе. В деревне были еще продуктовый магазин и заправка. Он свернул налево и переехал мост. По дороге от Свега до Линселля он насчитал всего три встречных машины. Он ехал медленно. Километров десять, сказала она. Через семь километров он увидел справа почти незаметный съезд на исчезающий в лесу проселок. Примерно через полкилометра ухабистая дорога кончилась. Несколько написанных от руки указателей свидетельствовали о том, что расходящиеся в разные стороны тропинки предназначены для снегоходов. Он развернулся и снова выехал на главную дорогу. Через километр обнаружился еще один проселок, приведший его к лесоповалу. Он несколько раз проскреб днищем по камням на дороге, которую, похоже, никто и никогда не ремонтировал.

Подъехав к Дравагену, он решил, что наверняка проскочил нужный съезд. Развернулся и поехал назад. На этот раз ему встретился грузовик и две машины. Потом опять было пусто. Он ехал очень медленно, опустив стекло. То и дело возвращалась мысль о болезни. Как бы все было, если бы он поехал на Майорку? Там бы ему не пришлось искать какую-то дурацкую дорогу… И что бы он делал вместо этого? Сидел бы в темном баре и пил рюмку за рюмкой?

И тут он заметил съезд. За поворотом. Он почему-то сразу понял, что это то, что он ищет. Он свернул и медленно поехал по узкой дорожке. Дорога вела в гору, три крутых поворота один за другим. Гравийное покрытие было вполне приличным. Через два километра он увидел среди деревьев дом. Он заехал во двор и остановился. Ленты полицейского ограждения все еще не сняты. Но людей не видно. Все пусто. Он вышел из машины.

В лесу не было ни ветерка. Он стоял неподвижно, оглядывая место. Значит, с Бремхультсвеген в Буросе Молин переехал сюда. В лес. И сюда же кто-то явился, чтобы его убить. Он рассматривал дом. Выбитые выстрелами окна. Он подергал дверь – заперто. Обошел вокруг дома. Стекла все до одного разбиты. С задней стороны дома за деревьями поблескивала вода. Он потрогал дверь сарая – не заперто. В темноте пахло картошкой. Здесь стояла тачка и кое-что из садового инвентаря. Он снова вышел. Одиночество, подумал он. Герберт Молин жил здесь один. Видимо, именно к этому он и стремился. Он хотел одиночества, даже когда жил в Буросе. Только стремление к одиночеству, и ничего больше, привело его сюда.

Интересно, как он купил этот дом. У кого? И почему именно здесь, в глуши херьедаленских лесов?

Он подошел к торцевому окну. У стены стояли финские санки. Он подтащил их к окну, встал на них и с трудом дотянулся до шпингалета изнутри. Осторожно стряхнул осколки и залез в дом. В домах, где побывала полиция, стоит совершенно особый запах, подумал он. Каждая профессия имеет свой запах. Наша тоже.

Он стоял в маленькой спальне. Постель была застелена, на ней – пятна высохшей крови. Хотя техники-криминалисты уже закончили работу, он не хотел ничего трогать. Он хотел увидеть то, что видели они. Он начнет там, где они кончили.

Но с чего начинать? Что он, собственно говоря, рассчитывал обнаружить? Он уговаривал себя, что находится в доме Герберта Молина как частное лицо. Не полицейский, не частный детектив, а просто человек, больной раком, которому надо чем-то заняться, чтобы не думать все время о своей болезни.

Он прошел в гостиную. Вся мебель перевернута. На стенах и полу – следы крови. Только сейчас он осознал, какой страшной смертью умер Герберт Молин. Его не закололи, не застрелили, он не упал там, где его настиг нож или пуля, его подвергли страшным истязаниям, и по всему видно было, что он пытался сопротивляться.

Он осторожно обошел комнату. Карман для компакт-дисков в музыкальном центре был открыт, там было пусто. Рядом лежал футляр от диска. Аргентинское танго. Он продолжил осмотр. Молин, подумал Стефан, не любил лишних украшений. Ни картин, ни ваз. Ни даже семейных фотографий.

Вдруг пришла в голову мысль. Он вернулся в спальню и открыл шкаф. Полицейской формы там не было. То есть Молин ее выкинул. Обычно полицейские, уйдя на пенсию, сохраняли форму как память.

Он миновал гостиную и зашел в кухню. Все время он пытался представить Герберта Молина рядом. Одинокий семидесятишестилетний старик. Как он встает с постели, одевается, готовит еду, как проводит время…

Человек всегда что-нибудь делает, подумал он. Это относится и к Герберту Молину. Никто не сидит неподвижно на стуле. Даже самые пассивные люди что-нибудь делают. А что делал Герберт Молин? Как он проводил дни? Он вернулся в гостиную и наклонился к полу. Там, рядом с кровавым следом лежал кусочек мозаичной головоломки. По всему полу валялись эти кусочки. Он резко разогнулся и почувствовал боль в спине. Это моя болезнь, подумал он. Или это оттого, что я неудобно спал в машине? Он выждал, пока боль пройдет.

Он подошел к книжным полкам, где стоял музыкальный центр. Нагнулся и открыл шкафчик. Там лежало множество коробок. Он подумал сначала, что это какие-то игры. Открыв верхнюю, он увидел, что это головоломка. Он рассмотрел коробку. Картина художника по имени Матисс. Вроде бы он слышал это имя, но сказать с уверенностью не мог. На картине был изображен большой запущенный сад, две женщины в белых платьях в отдалении. Он начал перебирать головоломки. Почти все они представляли собой картины. Сложные головоломки с огромным количеством элементов – Шкаф рядом тоже был набит головоломками. Все нераспечатанные. Он поднялся, на этот раз осторожно, боясь сделать неловкое движение. Итак, Герберт Молин на досуге складывал головоломки. Довольно странно, конечно, но не страннее, чем его собственная коллекция газетных вырезок о футбольной команде «Эльфборг».