Инферно - Дэн Браун Страница 12

Присядьте, – сказала Сиена. – Я хочу кое-что спросить.

Войдя в кухню, Лэнгдон почувствовал, что теперь он гораздо тверже стоит на ногах. На нем был позаимствованный у соседа костюм от Бриони, который по счастливой случайности оказался ему впору. Даже мягкие туфли, и те совсем не жали, и Лэнгдон мысленно пообещал себе, что по возвращении домой перейдет на итальянскую обувь.

Если вернусь, подумал он.

Сиена тоже преобразилась, переодевшись в облегающие джинсы и кремовый свитер. Этот наряд подчеркивал ее природную красоту и стройность гибкой фигуры. Ее волосы по-прежнему были собраны сзади в пучок, и без внушающей почтительный трепет медицинской формы она казалась более уязвимой. Лэнгдон заметил, что глаза у нее красные, как будто она плакала, и его вновь захлестнуло жгучее чувство вины.

– Мне очень жаль, Сиена. Я слышал телефонное сообщение. Не знаю, что и сказать.

– Спасибо, – ответила она. – Но сейчас нам надо сосредоточиться на вас. Пожалуйста, сядьте.

Ее тон стал тверже и напомнил Лэнгдону о газетных статьях, в которых обсуждались ее раннее развитие и незаурядный интеллект.

– Я хочу, чтобы вы подумали, – сказала Сиена, жестом предлагая ему стул. – Помните, как мы попали в эту квартиру?

Лэнгдон слегка удивился – при чем тут это?

– На такси, – ответил он, садясь у стола. – В нас стреляли.

– Не в нас, а в вас, профессор. Давайте не путать.

– Да. Простите.

– Помните, сколько было выстрелов, когда мы находились в машине?

Странный вопрос.

– Помню – два. Один попал в боковое зеркальце, другим разбили заднее стекло.

– Хорошо. Теперь закройте глаза.

Лэнгдон сообразил, что она проверяет работу его памяти. Он закрыл глаза.

– Во что я одета?

Лэнгдон прекрасно видел ее своим внутренним взором.

– На вас черные туфли без каблуков, синие джинсы и кремовый свитер с треугольным вырезом. Волосы у вас светлые, до плеч, собраны в хвост. Глаза карие.

Лэнгдон открыл глаза и поглядел на нее, довольный тем, что его эйдетическая память функционирует нормально.

– Отлично. Ваш визуально-когнитивный импринтинг безупречен, а это подтверждает, что ваша амнезия полностью ретроградна и механизмы, ответственные за процессы запоминания, не понесли непоправимого ущерба. Вспомнили что-нибудь новое о нескольких последних днях?

– К сожалению, нет. Только, пока вы ходили за одеждой, у меня снова были те же видения.

Лэнгдон рассказал, как повторилась его галлюцинация: женщина с вуалью, скопища мертвецов и торчащие из-под земли ноги с буквой «R». Потом он рассказал и о странной клювастой маске, которая возникла в небе.

– «Я смерть»? – спросила Сиена с тревогой в голосе.

– Да. Так и сказала.

– Ладно… Пожалуй, это будет почище, чем «Я Вишну, разрушитель миров».

Это были слова Роберта Оппенгеймера – он произнес их при испытании первой атомной бомбы.

– А эта маска… с клювом и зелеными глазами? – продолжала Сиена с озадаченным видом. – Откуда в вашем сознании мог появиться такой образ?

– Не имею ни малейшего понятия, но вообще-то такие маски были довольно широко распространены в Средние века. – Лэнгдон помедлил. – Это называется «чумная маска».

Сиена как будто слегка растерялась.

– Чумная маска?

Лэнгдон быстро объяснил, что в мире символов необычная маска с длинным клювом почти синонимична Черной Смерти – страшной чуме, которая прокатилась по Европе в четырнадцатом веке, скосив в отдельных областях целую треть населения. Многие считают, что слово «черная» в названии «Черная Смерть» относится к темным пятнам на теле больных из-за гангрены и подкожных кровоизлияний, но на самом деле оно отражает панический ужас, который эпидемия сеяла среди людей.

– Эти маски с длинным клювом носили средневековые лекари, борцы с чумой, – сказал Лэнгдон. – Так они старались удержать заразу подальше от своих ноздрей во время ухода за пораженными. А сегодня их надевают разве что на венецианском карнавале – этакое жутковатое напоминание о том мрачном периоде итальянской истории.

– И вы уверены, что видели в своих галлюцинациях именно такую маску? – чуть дрогнувшим голосом спросила Сиена. – Маску средневекового чумного доктора?

Лэнгдон кивнул. Эту длинноклювую маску трудно не узнать.

Сиена нахмурилась, и Лэнгдон догадался, что она выбирает самый удобный способ сообщить ему плохие вести.

– И та женщина все время повторяла «ищите, и найдете»?

– Да. В точности как раньше. Но вот в чем беда: я понятия не имею, что должен искать!

Сиена испустила долгий тяжелый вздох. Лицо ее было серьезно.

– Кажется, я догадываюсь. Больше того… Возможно, я это уже нашла.

Лэнгдон в изумлении уставился на нее:

– О чем вы говорите?!

– Роберт, вчера вечером, придя в больницу, вы принесли с собой в кармане пиджака кое-что необычное. Помните, что это было?

Лэнгдон покачал головой.

– Это была одна вещь… весьма и весьма неожиданная. Я обнаружила ее случайно, когда мы вас переодевали. – Сиена кивнула на стол, где лежал заляпанный кровью твидовый пиджак Лэнгдона. – Она все еще там. Хотите взглянуть?

Лэнгдон нерешительно покосился на пиджак. По крайней мере теперь ясно, почему она за ним вернулась. Он взял свой грязный пиджак и обшарил все его карманы по очереди. Пусто. Он повторил ту же процедуру. Затем, пожав плечами, обернулся к Сиене.

– Там ничего нет.

– А как насчет потайного кармана?

– Что? В моем пиджаке нет никаких потайных карманов!

– Неужели? – Вид у нее был озадаченный. – Выходит… это чей-то чужой пиджак?

Лэнгдон почувствовал, что у него снова путаются мысли.

– Нет, мой.

– Вы уверены?

Еще бы, подумал он. Совсем недавно это был мой старый добрый «Кемберли»!

Он вывернул пиджак, обнажив подкладку, и показал Сиене ярлычок со своим любимым символом из мира моды – знаменитой харрисовской сферой, украшенной тринадцатью драгоценными камешками, похожими на пуговицы, и увенчанной мальтийским крестом.

Лепить знаки Христова воинства на кусок ткани – пусть это останется на совести шотландцев!

– Взгляните сюда, – заметил Лэнгдон, указывая на вышитые от руки инициалы «Р.Л.». Он никогда не жалел денег на твидовые пиджаки ручной работы и потому всегда дополнительно платил за то, чтобы на фирменной эмблемке поставили его инициалы. В столовых и аудиториях его университета постоянно снимались и надевались сотни твидовых пиджаков, и Лэнгдон не имел ни малейшего желания совершать невыгодный для себя обмен.