Африканский квест - Лин Гамильтон Страница 12

Как бы то ни было, мы знаем, что эти люди контролировали почти всю средиземноморскую торговлю из города-государства Тира, располагавшегося на территории нынешнего Ливана. Они были замечательными моряками, овладели искусством астрономической навигации, хорошо знали течения и ветры Средиземного моря. Ни один другой народ того времени не мог сравниться с ними в мореплавании.

В то время Тиром правил царь по имени Маттан. [15]У него были дочь и сын, и он выразил свою волю совершенно ясно. По его смерти Тиром должны были править совместно они оба. Можно сказать, что Маттан был человеком, опередившим свое время. Однако когда он умер, народ захотел одного правителя.

— Можно догадаться, кого они выбрали? — спросила Марлен.

— Люди выбрали сына, — продолжал Брайерс.

— Неужели? — язвительно усмехнулась Марлен. — Я бы ни за что не догадалась.

Фоном ее лицу служил древний город, за ее спиной светило яркое солнце, поэтому часть лица находилась в тени. Я поняла, что Марлен находится во власти непреходящего цинизма, приведшего к появлению резких морщинок у ее глаз и губ. Честити съежилась от тона матери.

— Сына звали Пигмалион, — сказал Брайерс. Ветер ерошил остатки его волос. Он был привлекательным мужчиной, проводящим много времени под открытым небом, лицо и руки его покрылись загаром — такие нравятся женщинам. Нора тоже заметила это. И неотрывно уставилась на него. Потом Клифф и Кэтрин засмеялись, услышав их, Нора отвернулась от Брайерса и снова встала рядом с Клиффом, словно получив напоминание о своем долге.

— Пигмалион! — воскликнула Честити. — Я о нем слышала.

Я с облегчением заметила, что она впервые с начала нашего путешествия выглядит заинтересованной.

— Сестру Пигмалиона звали Элисса, — продолжал Брайерс. — Она была замужем за верховным жрецом Тира, человеком по имени Закарваал. [16]В Тире верховный жрец был вторым по могуществу человеком после царя. Возможно, царь думал, что Закарваал представляет собой для него угрозу, или просто был охвачен алчностью. Так или иначе, Пигмалион повелел убить его. Элисса бежала из города с несколькими своими сторонниками и пустилась в плавание. Сперва остановилась на Кипре, прибавила к своей свите несколько храмовых жриц, затем, путешествуя от порта к порту, нашла это место на северном побережье Африки.

Когда Элисса и ее приверженцы прибыли сюда, их встретили местные жители, возглавляемые вождем ливийского племени Ярбом. Она попросила продать ей земли, Ярб согласился продать столько, сколько покроет шкура вола. Элисса, умная, никогда не уклонявшаяся от вызова женщина, разрезала шкуру на тончайшие полоски и окружила ими этот холм, который теперь называется Бирса по греческому слову, означающему «воловья шкура». Здесь, на этом холме, в восемьсот четырнадцатом году до новой эры, она основала Карт Хадашт, или Новый город, который мы теперь называем Карфагеном. Карт Хадашт был не первым городом, который финикийцы основали на северном побережье Африки, и не последним. Но бесспорно самым значительным, в конце концов превзошедшим Тир величием и могуществом. Его жители, которых мы теперь называем карфагенянами, господствовали на Средиземном море много столетий. Он стал культурным, многонациональным городом храмов и рынков, мастерских и красивых домов. И достаточно сильным, чтобы противостоять римскому Джаггернауту [17]в течение очень долгого времени.

— Вы же говорили, что это трагичный миф, — с надутым видом сказала Честити. Все засмеялись. От гнева или смущения она покраснела.

— Погоди, — улыбнулся ей Брайерс. — Какое-то время оба эти народа, финикийцы и ливийцы, жили в согласии. Женщину, которая была в Тире Элиссой, стали звать в Северной Африке Дидоной, то есть Странствующей, и под этим именем она вошла в историю. Потом Ярб захотел взять Элиссу в жены. Она, все еще верная покойному мужу, ответила отказом. Когда мольбы не возымели действия, Ярб прибег к угрозам, заявил, что если она не согласится, он перебьет всех ее приверженцев. Элисса сложила громадный костер, словно для величественной церемонии. И это была величественная церемония. Постарайтесь представить себе это: весь народ, собравшийся, чтобы увидеть возжигание громадного костра, Дидону в великолепных одеяниях основательницы города. Возможно, Ярб и его люди стояли в отдалении, наблюдали и ждали, Ярб в страстном предвкушении предмета вожделений, который должен ему достаться. А потом, когда пламя стало лизать дрова, вздымаясь с треском и с тучами искр все выше и выше, Элисса Дидона бросилась в костер, ставший для нее погребальным. Чтобы не покориться Ярбу, чтобы не изменить покойному мужу, Дидона принесла себя в жертву.

— Достаточно трагично для тебя, Честити? — шутливо спросил Эд. Но та стояла, ошеломленная этой историей. Я увидела, как из уголка ее глаза покатилась по щеке слезинка. Она была одинокой, впечатлительной девушкой.

— Самое поразительное в этом мифе, — продолжал Брайерс, — что кое-что в нем может быть правдой. Поскольку археологические находки здесь не древнее восьмого века до нашей эры, они придают некоторую достоверность преданиям об основании Карфагена. Мы знаем, что во время правления Пигмалиона в Тире был политический переворот, знаем, что он царствовал в то время, которое традиционно приписывается основанию Карфагена. Знаем также, что огненные жертвоприношения были у карфагенян важным ритуалом, что во времена большой опасности они могли приносить в жертву даже собственных детей и что жена последнего карфагенского правителя бросилась в огонь вместе с детьми, чтобы не попасть в плен к римлянам при падении города в сто сорок шестом году до нашей эры. Как бы то ни было, миф о Дидоне — о ее путешествии, верной любви к мужу, о ее отваге и трагической смерти — дошел до нас через века.

Римлянам этот миф понравился, в чем мы уверены, поскольку они приняли его как свой собственный, с некоторыми изменениями, которые соответствовали их особому, эгоистичному взгляду на историю. Для среднего римского гражданина Рим представлял собой центр вселенной, — продолжал с улыбкой Брайерс.

— Писавший в первом веке до новой эры Вергилий, один из великих древнеримских поэтов, начал повествование об основании Рима со слов «Arma virumque cano», «Битвы и мужа пою», и рассказывает об Энее, троянце, который бежит из побежденной греками Трои, потом уплывает, чтобы стать предком основателей Рима. Fato profugus, «роком ведомый», multum ille et terris iactatus, «Долго его по морям и далеким землям бросала воля богов», пишет Вергилий. Эней приплывает к этим берегам, где его встретила сама Дидона. В этой версии мифа Дидона по воле Венеры пылко влюбляется в удалого Энея, но Эней оставляет ее, когда его призывает долг, и отплывает навстречу своей судьбе. Охваченная горем из-за его измены Дидона сама бросается в пламя. — Брайерс сделал паузу. — Теперь пойдемте и осмотрим это место, прежде чем вы перейдете от ритуалов древних карфагенян к современной тунисской торговле, Лара и Джамиля поведут вас на медину, то есть рыночную площадь.