Мой личный враг - Татьяна Устинова Страница 12

— А тебе не хватает? — съязвила Александра. Она знала, какиегонорары получают ведущие авторских программ, и гигантская разница в оплатемежду звездами и рядовым телевизионным народом приводила ее, как представителямасс, в трепет и негодование.

— Мне всегда не хватает, — нисколько не обидевшись, сказалИван. — У меня, к примеру, джип «Тойота», а я хочу джип «Мерседес-Гелиндваген».Ну и что?

— Вань, вот только не надо изображать из себя рвача ипижона, — с досадой посоветовала Александра. — Я, конечно, очень ценю твоипредпринимательские способности, но свое «доброе имя», да простит мне такуюбанальность великий борец с пошлостью Иван Вешнепольский, ты, по-моему, никогдане продавал или продавал, но за о-очень большие деньги, — закончила она,закатив глаза.

— Продаю доброе имя! — подхватил Иван. — Продаю доброе имяза бешеные деньги! Кому доброе имя за бешеные деньги?

Они засмеялись еще и потому, что на них в недоуменииоглянулась соседка и, узнав Ивана, долго потом на него косилась.

— Возьми меня в свою программу, Ванечка, — попросиласьАлександра. — Работаю как лошадь, денег мало, времени нет совсем, в отпуск уйтине могу, да еще все время под угрозой… Попадешь Вике под горячую руку, она вмигуволит, ищи тогда место…

— Да приходи! — сказал Иван. — Запросто! Вот только слетаюпо делам дня на два, вернусь, и поговорим. Если надоело корреспондентом, возьмуредактором или исполнительным продюсером. Будешь договора заключать.

— Вань, возьми, кем хочешь. — Обрадовавшись неожиданнойудаче, Александра перегнулась через стол и с чувством поцеловала его в твердую,вкусно пахнущую щеку. — Правда возьмешь?

— Вот те крест! — смешно поклялся он, и они поднялись из-застола.

На следующий день в горном кишлаке Иван Вешнепольский вместесо своим оператором попадет в плен к какому-то очередному полевому командиру,творящему на земле волю Аллаха. Ни поиски, ни переговоры никаких результатов недадут.

Но сегодня, докуривая последнюю — одну на двоих — сигарету истроя планы на будущее, они не могли этого предположить…

— Поехали, — сказал Вешнепольский, — я тебя подвезу толькодо метро. У меня сегодня еще свидание.

— Неужели?

— Ужели.

— С очередной телевизионной барышней?

— Никаких барышень, Сашка, — проговорил Иван. — Всепо-человечески.

— Ты меня пугаешь, Вешнепольский, — сказала Александра снапускной тревогой. — Ты что, влюбился?

Он посмотрел на нее сверху вниз и ничего не ответил.

— Ну и ну… — протянула Александра. — Как же это случилось?

— Само собой как-то, — нехотя отозвался Иван. — Пошлибыстрей, уже пол-одиннадцатого. Придется мне тебя до дома везти. А где, кстати,Победоносцев?

— Если ты надеешься сплавить меня ему, то зря. Он, наверное,уже давно дома. Вань, подожди меня внизу, я только сбегаю, пакет возьму. Домани куска хлеба, Андрюха небось голодный сидит. Хорошо еще, что я вспомнила…

— Давай, — разрешил Иван. — Я пока позвоню.

По причине позднего времени работал только один лифт, и,притоптывая ногой от нетерпения, Александра почти вслух торопила его.

На пятом этаже было пусто, в коридорах горела ровно половиналамп, но дверь в комнату «Новостей» была открыта, и Александра на цыпочках,чтобы не попасться на глаза никому из начальников, прокралась в свой закуток зашкафом с кассетами.

Пакет с хлебом был задвинут глубоко под стол, и ей пришлосьлезть за ним туда же. Придерживая мусорную корзину, чтобы она не рассыпалась,Александра уже протянула руку, как вдруг услышала совсем рядом Викин голос:

— Кто там?

И голос ее мужа:

— Да никого нет.

И снова Вика:

— Ты бы запер дверь на замок, Победоносцев. Не хватает намеще разборок с сотрудниками.

Дверь скрипнула, закрываясь, повернулся ключ. Александразатаила дыхание. Ну и ну! Прямо как в комедии. До чего же смешно — сидеть подстолом и слушать их разговор. Она представляла себе, как потом расскажет обэтом Андрею.

И еще много лет спустя эта идиотская, наивная доверчивостьмучила ее и не давала покоя.

Прошуршали по ковру колесики Викиного кресла. В двухсантиметрах от Александриного яоса прошли черные ботинки ее мужа.

— Викуш, я все понимаю, — мягко сказал Андрей. — Все вопросыя решу. Только не хочу делать это наскоком…

— Да каким наскоком! — неожиданно взвилась Вика. Или она ужебыла на взводе? — Скоро год, как ты со мной спишь. Я пробила тебе эфир.Представила папаньке. Ты ему даже понравился. Все, поезд ушел, Андрюша.Обратной дороги нет, если только опять в Набережные Челны. Я уже три месяцажду, что ты разведешься. А ты? Ты морочишь мне голову! Я терплю у себя в штатетвою толстую дуру, я вынуждена приглашать ее к себе домой, где мы с тобойфактически живем, я измучилась вся, у меня нервные срывы… — Она горьковсхлипнула.

Александра под столом тихонько опустила руку, которойпридерживала мусорную корзину, и, стиснув кулаки, прижала их к бокам.

Этого не может быть, тупо подумала она. Я случайно попала вкакой-то ночной кошмар. Или фарс. Скорее всего — фарс. Я забыла определениежанров. Со мной что-то не то. Наверное, потому, что в этот день умерла бабушка.

Она пришла тогда с работы очень рано. Ее встретил вкусныйзапах — на плите варился куриный бульон. Бабушка сидела за швейной машинкой.Александра окликнула ее и, даже не заметив, что бабушка не ответила, стала ей сходу что-то рассказывать. Потом вымыла руки — бабушка всегда очень сердилась,если, придя с улицы, она не сразу отправлялась в ванную, и подошла к ней. Ипоняла, что баба Клава умерла.

— Зайка, не плачь, — сказал Андрей, утешая Вику, как всегдаутешал Александру. — Я знаю, что тебе трудно, мне тоже трудно. Но я ведь прожилс ней полтора года…

— Чести это тебе не делает, — проговорила Вика сердито, ноуже с намеком на то, что прощение вскоре будет даровано.

— Мне нужно было где-то жить в Москве. Как бы я нашелработу, если б у меня не было прописки? — рассудительно заметил Андрей. — Яполучил прописку и теперь свободен, солнышко. Не плачь.

— Я ее ненавижу, — явно накручивая себя, сказала Вика. —Толстая, мерзкая баба, только и всего. Вечное хихиканье с мужиками, неувереннаяулыбка, безотказность эта коровья… Господи, как она меня бесит! Угораздило жетебя жениться на такой прописке! Я бы через два дня руки на себя наложила, еслибы с ней жила…