Бриллианты требуют жертв - Мария Жукова-Гладкова Страница 12

Здесь же определенно был «иностранный иностранец» – как назвал его про себя Валера. Родившийся за границей. В дорогом пальто, которое оставалось чистым, несмотря на осеннюю грязь, но в не сочетающейся с ним меховой шапке, явно купленной в одном из наших магазинов, потому что «иностранный иностранец» приехал с голой головой. Буржуй вышел из-под арки, извлек из кармана какую-то бумажку и, сверяясь с ней, стал искать вход в подъезд. Видимо, ему все описали (или объяснили, а он записал сам) правильно, так как он обошел мусорные контейнеры и скрылся из виду. Валера Лис перевел бинокль на окна Аркадия Зиновьевича.

Вскоре тот же человек, уже без пальто (прихожую с места Валериного наблюдения было не видно), проследовал в гостиную и уселся в кресло, лицом как раз к Валере. Аркадий Зиновьевич, по своему обыкновению, сел спиной. Такие позиции Валеру прекрасно устраивали. Он умел читать по губам и его гораздо больше интересовало, что говорит посетитель, а не старый ювелир. Днем Аркадий Зиновьевич окна не занавешивал. Видимо, знал всех соседей в округе и не ожидал подлянки. Хотя на месте Аркадия Зиновьевича Валера бы подстраховался. Но… То ли старику хоть иногда хотелось видеть дневной свет, то ли за столько лет чувство опасности притупилось – раз дожил до старости и ни разу не побывал у Хозяина.

Иностранец, к большому удивлению Валеры, говорил по-русски, правда, далеко не всегда правильно произносил слова, не говоря уже про спряжение глаголов и употребление падежей. И фразы строил не совсем привычно. Ну что ж, встречаются и там знающие русский язык. Нам же легче.

Гость вспоминал свою прабабку, бежавшую от большевиков в начале двадцатого века. Как понял Валера, то ли дед, то ли прадед Аркадия Зиновьевича делал прабабке (или даже прапрабабке) гостя какие-то драгоценности. Потомок хотел, чтобы ювелир создал ему копии тех драгоценностей.

«Так, а оригиналы-то где?» – задался вопросом Валера. Или все продали в эмиграции? Кушать хотелось? Не до бриллиантов было? А изделия прадедушки Мильца сейчас можно продать за баснословную сумму… Валера специально это узнавал.

Значит, хитрый иностранец хочет получить копии, считая, что потомок дореволюционного ювелира унаследовал хоть часть таланта, а потом загнать их в своей Европе как оригиналы? И чтобы старина Аркадий Зиновьевич еще и подтвердил подлинность? Иначе зачем бы этот тип сюда приперся?

Тем временем Аркадий Зиновьевич встал из своего кресла, сходил в другую комнату и вернулся с каким-то старым, запыленным альбомом. Так, это еще что? Валера впервые видел альбом. Никакому другому посетителю Аркадий Зиновьевич его не демонстрировал, сам Валера, неоднократно сдавая старику краденое, тоже его не видел.

К своему большому сожалению, Лис не мог рассмотреть, что демонстрирует посетителю Аркадий Зиновьевич. Правда, поразмыслив, решил, что это рисунки, оставшиеся от предков. Иностранец-то пришел с пустыми руками. У него, значит, нет даже фотографий изделий. Хотя когда его прабабке было их фотографировать, если она драпала от крестьян и матросов, пожелавших взять власть в свои руки? Тогда в первую очередь спасали свою жизнь.

Иностранец провел у Аркадия Зиновьевича часа полтора, они пили кофе, а старикан кофием поил только самых ценных клиентов, потом, проводив гостя, Аркадий Зиновьевич долго в задумчивости сидел в кресле.

Валера точно знал, что шедевры своих предков (фотографии изделий Валера видел только в каталогах международных аукционов, которыми интересовался в силу профессиональной необходимости) Аркадий Зиновьевич скопировать не в состоянии. Если вообще кто-то в состоянии. Но ведь старый еврей не станет упускать прибыль? А иностранец пообещал ему немало.

У Лиса на мгновение мелькнула мысль проследить за иностранцем, потом он решил, что это ему ничего не даст. Он уже знает, зачем того принесло в Россию. Конечно, интересно бы выяснить точно, куда подевались оригиналы – продала их прабабка, не продала, украли, но зачем? Следовало понаблюдать за Аркадием Зиновьевичем и его дальнейшими действиями. Вот это на самом деле продуктивно.

Телефон у старого ювелира тоже стоял в гостиной, но разговаривал он всегда, сидя в кресле, так что Валера, к его великому сожалению, не мог знать, когда и кому он звонит, а возможности установить «жучок» у Лиса не было. Да и «насекомых» не водилось.

Однако в тот же день ближе к вечеру, но еще при свете дня (к радости Валеры) к Аркадию Зиновьевичу прибыла одна известная сучка – владелица художественной галереи Алла Николаевна, не брезговавшая ничем, что сулило прибыль. Правда, для всех милая дама пыталась создать образ светской леди, коренной петербурженки, прекрасно образованной интеллигентки и все такое прочее.

На самом же деле, как знал Валера, родилась она недалеко от Рязани, окончила восемь классов, потом училище, в котором освоила профессию вышивальщицы, и вскорости загремела в места не столь отдаленные, поскольку стала весьма своеобразно применять на практике полученные в училище знания. Молодая специалистка подалась в Москву, где впаривала иностранцам вышитые ею платочки и полотенца. В те годы любые контакты с иностранцами не приветствовались, их, конечно, с умом можно было поддерживать, но девочка из-под Рязани к девятнадцати годам ума еще не поднабралась, ей просто хотелось денег и уехать за границу. Получилось только на Восток родной страны. Вернее, на северо-восток, где она применяла часть полученных в училище знаний, правда, не в вышивании, а просто шитье – в течение трех лет шила рукавицы.

Вместе с нею рукавицы шила одна известная фарцовщица из Ленинграда, попавшаяся на антиквариате. Они подружились и решили, что их сотрудничество по окончании срока может стать взаимовыгодным. Какое-то время обе (а освободились они практически одновременно) жили у матери Аллы Николаевны под Рязанью, потом перебрались в Ленинград. Видимо, благодаря старым связям «антикварки», которая на судебном процессе никого не сдала. Алла Николаевна быстренько выскочила замуж за какого-то придурочного искусствоведа и получила ленинградскую прописку.

«Антикварка» вскоре снова загремела к Хозяину, а Алла надолго затихарилась. Но, как выяснилось, времени зря не теряла, а занималась самообразованием. Изучала не положенные в те годы марксизмы-ленинизмы и научные коммунизмы, а историю искусства, выжимая из своего искусствоведа все, что тот знал, потом штудируя в библиотеках какие-то книги. А с началом перемен в стране развернулась.

Следует отдать должное Алле свет Николаевне, она в своем деле разбиралась. Разбиралась и в картинах, и в вазах, и в мебели, и в иконах. Если чего-то не держала в голове, знала, в какую библиотеку или архив отправиться, чтобы получить нужную справку. Понимала, из какого начинающего художника может получиться толк. Следила за западным рынком и ориентировалась, что туда следует отправлять, в каком количестве и за какую цену.

И, главное, прекрасно разбиралась в людях. Кого можно обмануть, кого нельзя ни в коем случае. Кому следует заплатить даже лишнее, а кому можно бросить крошки с барского стола или вообще ничего.

Со своим искусствоведом Алла Николаевна давно развелась, он тихо спился. Спала она только с нужными людьми. Никого никогда не любила, за исключением себя, естественно. Детей не имела.