Измена - Меган Хорхенсен Страница 12

Будучи хорошим аналитиком, Глеб почувствовал странности сразу. Пахло палёным от каждой бумажки. В деле не стыковались заключения разных комиссий, не сходились мнения различных служб, не совпадали показания свидетелей.

Всё бы ничего. О нестыковках в самом знаменитом покушении двадцатого века только ленивый не писал. Но Глеб заметил главную странность. А именно, профессионалы, которым по долгу службы полагалось работать тщательно и придирчиво, вели себя на удивление глупо.

Если спецслужбы принимали участие в покушении, они обязаны были спрятать свои следы так, чтобы и комар носа не подточил. Если умеют в президента страны стрельнуть, то для них стереть следы своей деятельности — раз плюнуть. А тут каждый уважающий себя журналист в каждой желтой газетёнке приводит улики, подтверждающие причастность рыцарей плаща и кинжала, причем, улики яркие, выпуклые, — чуть щёлкни по литавре, и пойдёт труба гудеть.

Оправдания же спецслужб звучат на редкость бестолково, по-детски. Вне зависимости от того, в пушку у них рыльце или нет.

Пресса есть пресса — в погоне за наживой чего только не придумаешь. Но реакция властей совершенно не поддавалась логическому объяснению.

Если только не принять абсурднейшую версию — заговора не было, но вера в его наличие кому-то была крайне необходима.

Тогда возникает простой вопрос: если кто-то — причем кто-то из самых верхов, кто-то, расследующий покушение на президента Соединенных Штатов Америки, — если этот кто-то не желает на корню разбить абсурдную версию широкого заговора с целью убийства Джона Кеннеди, то для чего эта версия создана? Что прикрывает? От чего отвлекает внимание? Какие факты настолько важны, что власть подставляется под удар, создаёт и поддерживает впечатление своей причастности к убийству?

Поставив этот вопрос, Глеб продолжил работу по собственной инициативе.

Ему поручили всего лишь собрать бумаги, хранившихся в архивах советских ведомств, отсортировать их, выбрать наиболее эффектные для американцев (и наиболее безобидные для нас). В первую очередь, материалы, связанные с годом жизни Освальда в Минске, куда того определили после предоставления ему убежища в пятьдесят девятом году, за четыре года до покушения. Затем реляции, докладные записки в ЦК, справки, донесения, вырезки из газет, тассовские релизы, донесения из посольств… Всё то, что уже не принесёт никакого вреда за давностью лет, однако пробудит у американцев интерес и преисполнит чувством благодарности.

Но Глеб был аналитиком. Глеб был хорошим аналитиком. Работая, он не мог пропускать несуразности. Поэтому, почуяв, что в глубинах скрывается бомба невероятно разрушительной силы, попросил меня этим делом заняться, избавив от остальной рутины.

* * *

Все сведения, необходимые аналитику, можно получить из открытой печати. Это аксиома. Чем больше о деле пишут в газетах, тем легче найти разгадку. Когда не видишь нужной информации, это всего лишь означает, что она в другом месте. Если время позволяет, ты это место найдёшь.

Через месяц, перекопав все московские архивы и поняв, что из них больше ничего выудить не удастся, я поехал в Нью-Йорк. Разрешение Глеб пробил быстро. Визу ставили в дипломатический паспорт, вписав меня в состав какой-то российской делегации то ли в ЮНЕСКО, то ли Всемирной организации здравоохранения.

Я не собираюсь рассказывать сказки. Правильная версия пришла мне в голову сразу же. Для этого не надо было быть очень умным.

Точнее, ввёл правильную версию в схему Видока сам Глеб, как только сообразил, что кроме событий, лежащих на поверхности, в деле есть нечто, тщательно охраняемое от посторонних глаз. Поступил стандартно, согласно правилам.

Элементарно, Ватсон… Если быть очень привередливым, то у Глеба только одна заслуга — он понял важность скрываемой информации. А поняв, поставил на раскопки меня.

И я тоже прикоснулся к истине…