Кекс в большом городе - Дарья Донцова Страница 12

Покосившись на мужчин, я поскребла бумагуногтем. Никакого эффекта. Пришлось снова тыкать в договор ручкой, в какой-томомент из недр самописки выплеснулась большая жирная капля черного цвета. Федори Голубев, не замечая моих действий, беседовали о цилиндрах, дисках имагнитолах, а любая женщина знает, коли в разговоре начинают проскальзыватьслова «буфер», «колонки», «сидичейнджер», значит, мужская часть компаниинаходится почти в наркотическом опьянении, в такой момент они ничего не видятвокруг.

Сочтя момент подходящим, я быстро слизнулакаплю и одновременно попыталась зубами отгрызть фальшивую ресницу. На этот разя выполнила задуманное с блеском, вместо кляксы на договоре остался лишь мокрыйслед, но вот там, где секунду назад щетинились искусственные ресницы, возникладыра.

Я заморгала. Как прикажете поступить теперь?Глаза заметались по столу, и, о радость, я увидела бумажный скотч.

Оторвать небольшой кусочек от мотка оказалосьплевым делом, наклеивание его на дыру заняло максимум две секунды, поставитьподпись и того меньше. Федор и Голубев теперь схлестнулись на почве руля.Спортивный или обычный? Поверьте, это настолько глобальная проблема, что промелочь по имени Арина Виолова они начисто забыли.

Я оглядела результаты своего труда и вновь осталасьнедовольна. Дырка, правда, исчезла, клякса вместе с ресницей благополучноиспарились, но все равно понятно, что на договоре имеется заплатка! И тут наменя снизошло подлинное вдохновение. Главное ведь никогда не отчаиваться, выходнайдется из любого положения.

Стило запорхало по документу, и очень скоромой автограф оказался в рамочке из цветочков. Вот теперь просто на славу.

– Ну, готово? – вынырнул из беседыФедор.

– Да.

Не глядя на договор, пиарщик передал егоГолубеву, тот вздернул брови.

– Это ваша подпись?

– Естественно, – фыркнула я, –собственноручная, а почему вы удивляетесь? Я всегда рисую овал из незабудок, онделает росчерк неповторимым.

Пиарщик и продюсер уставились на меня, в ихглазах заметалось странное выражение, некая смесь удивления и легкого испуга.

– Что-то не так? – насторожилась я.

– Э… все просто супер, – кашлянулпродюсер, – нам нужно будет еще раз встретиться, довольно скоро, обсудитьдетали сценария.

– Вы, Виола Ленинидовна, можете ехать поделам, – протянул Федор, – понимаю занятость звездного человека, несмею вас более задерживать. Разрешите проводить.

Схватив меня цепкой рукой, пиарщик допинал«звезду« до коридора и с чувством заявил:

– Офигеть можно! Вали отсюда, жди звонкаот Голубева. Скончаться можно, я велел же без дури! Знаешь, о чем сейчасспросит Анатолий, когда я вернусь в кабинет? «У твоей Виоловой все дома? Онаслучайно не из психушки удрапала?»

– Совершенно не понимаю сутьпретензий, – с достоинством возразила я, – я одета, как Бустинова,даже вторую серьгу в ухо воткнула, никаких джинсов и маечек, элегантный костюм.

– Если на пугало нацепить бальное платье,оно не станет принцессой, – прошипел Федор, – звезда моя, сходи втуалет, глянь на свою морду!

Я покорно побрела в указанном направлении,походя отметив, что Олечка спокойно сидит в холле в кресле, лицо девочкискрывала огромная книга, которую сиротка держала в руках. Были видны лишьоборки белого платья и две тоненькие ножки в белых носочках и парусиновыхтуфельках. Отчего-то мой взор зацепился за обувь Олечки, но я решила пока неотвлекать девочку, а все же глянуть в зеркало.

В туалете оказалось пусто, большоепосеребренное стекло было полностью в распоряжении госпожи Таракановой. Яподошла к рукомойнику, изо рта вырвался вскрик:

– Ой!

Вокруг моего рта темнели синие пятна, они жеукрашали подбородок и щеки, в качестве особо пикантной детали на нижней губевисела фальшивая ресница.

Я попыталась ликвидировать безобразие, ноочень скоро поняла: качественные чернила намертво въелись в кожу, просто водойих не смыть, требуется применить всякие средства: скраб, гель, но здесь их нет.Единственное, что мне удалось, это оторвать налипшую на губу «красотищу», итеперь ранку щипало. Решив, что в моей жизни были и более неприятные ситуации,чем леопардовая расцветка личика, я вытащила тональный крем и спустя несколькоминут сочла свой внешний вид вполне приемлемым.

Особо не расстраиваясь, я вышла в холл,приблизилась к девочке, увлеченной книгой, и велела:

– Поехали.

Подросток не пошевелился.

– Оля, вставай.

Толстый том опустился на коленки, прикрытыебелым платьицем, показалось смуглое личико, маленькие раскосые карие глаза ииссиня-черные, гладкие, словно вороново крыло, волосы.

– Я не Оля, – вежливо ответиладевочка, – меня зовут Яной, я жду маму, она в бухгалтерию пошла.

В ту же секунду я поняла, отчего зацепиласьглазом за парусиновые туфли: на Оле ведь были сандалии.

– А где Оля?

– Не знаю.

– Тут должна сидеть девочка, тоже в беломплатье.

– Здесь только я.

В легком недоумении я пошла к лифту, вполневероятно, что Оля не поняла, о каком холле идет речь, и сейчас тоскует внизуоколо охраны, там тоже стоят кресла.

Но на первом этаже оказалось пусто.

– Простите, – обратилась я ксекьюрити, высокому парню в черном костюме, – со мной приходила девочка, яотправила ее в столовую, а теперь потеряла. Нельзя ли по громкой связипопросить ее спуститься вниз?

Охранник кашлянул.

– Такая светленькая, в белом платье?

– Верно.

– Она на улицу побежала.

– Зачем? – изумилась я.

Парень пожал плечами.

– Вышла из столовой и спросила: «Где увас курят?»

– Курят? Девочка хотела подымитьсигаретой??

Секьюрити осторожно пригладил волосы.

– Ну, родители, ясное дело, всепоследними узнают. Сейчас дети ого-го какие, в десять лет уже меня кой-чемунаучить могут. Я красавице ответил: «В издательстве безникотиновая зона, ступайво двор». Она и учапала, небось там на лавочке сидит, назад не входила! Погодахорошая, дождика нет.

На площадке рядом с большой клумбой и впрямьстояли две скамеечки, но Оли на них не нашлось. Я зачем-то обошла лавочки.