Искушение Тьюринга - Давид Лагеркранц Страница 11

– Вы правильно догадались: я говорю о его аресте несколько лет назад. Не было ли это попыткой оказать давление на Тьюринга?

– Предположить такое было бы вполне логично, – согласился Корелл. – Во всяком случае, то, что они вломились именно к нему, не могло быть случайностью.

– Вы полагаете?

– Воры знали о его сексуальной ориентации. Полагаю, они не рассчитывали на то, что Тьюринг осмелится написать заявление в полицию. Можно сказать, они воспользовались его беззащитностью…

Леонард почувствовал, что Хамерсли не понравилась последняя фраза. Суперинтендант поморщился и уже в другом, более деловом тоне, поинтересовался, что видел Корелл в доме на Эдлингтон-роуд. Корелл принялся рассказывать, но Хамерсли как будто слушал его невнимательно. Поэтому помощник инспектора не стал выкладывать все – умолчал, к примеру, о найденном в ящике ордене и письме. Зато спросил Хамерсли о мисс Голдман и джентльмене из «органов», о котором упоминал Блок.

– Ах так… – Суперинтендант вздохнул. – Нет, об этом я пока не слышал. Однако меня не удивил бы такой поворот дела. Речь идет о вещах слишком серьезных, Корелл.

– Но дама, похоже, не вполне заслуживает доверия.

– Дама? – переспросил Хамерсли. – Ах, вы об этой Голдман… Ну, еврейка, конечно… Постойте, а не наш ли коллега из Манчестера навестил ее тогда? Мы ведь тоже, можно сказать, работаем на правительство. И наши люди были в том квартале несколько лет назад.

– По какому, интересно, делу?

– Насколько я помню, доктор Тьюринг ждал приятеля из какой-то северной страны. Полагаю, коллеги хотели помешать их встрече.

– Вам это не кажется странным?

– Что именно?

– Обычно мы не ведем слежку за людьми, проявляющими склонность к такого рода преступлениям.

– Возможно, Корелл. Тем не менее мы должны это делать. Мы недооценивали эту опасность – и получили хороший урок. Что толку гадать, кому Тьюринг может выдать государственную тайну… Не правильнее ли будет установить за ним слежку?

– Я… я не знаю, – замялся Корелл.

– Все хорошо, – успокоил его суперинтендант. – Работайте аккуратно, не поднимайте шума и обо всем докладывайте лично мне. Кое-кто – я имею в виду нашего друга Росса – считает, что вы слишком молоды для этого дела. Но я в вас не сомневаюсь. Человек с вашим происхождением как никогда нужен нам именно сейчас, когда в дело вмешалось министерство. Они, конечно, свяжутся с вами. Мне ли объяснять вам важность этого сотрудничества…

– Разумеется…

– Ну, вот и хорошо.

Оба они поднялись. Наверное, Кореллу следовало выразить свою готовность более определенно и даже отдать честь, как принято среди полицейских в таких случаях. Но он лишь стоял и выжидательно глядел на начальника. Ему не терпелось распрощаться с ним и остаться наедине со своими мыслями. Наконец Хамерсли нарушил молчание.

– Как говорится, был рад повидаться, – сказал он и быстро исчез.

Леонард же продолжал стоять, разглядывая свои руки с длинными, чуткими пальцами. Сейчас они как никогда не вписывались в обстановку полицейского участка.

Из подвала, где содержались задержанные, донесся глухой стук, будто человек всем своим весом бросился на стену. Корелл поднял глаза к потолку, некогда белому, а теперь грязно-серому, не то от сырости, не то от сигаретного дыма.

Вне сомнения, Хамерсли только что доверил ему государственную тайну. Не то чтобы Корелла очень обрадовал этот визит, но дело Тьюринга показалось ему более интересным. Чем не шанс показать себя? Воодушевленный, помощник инспектора вернулся к материалам совершенного профессором преступления.

Как и в прошлый раз, Кореллу бросилась в глаза небрежность в оформлении документов в этих папках. Протоколы и рапорты изобиловали неточностями и несоответствиями, как будто те, кто их писал, видели в своей работе не более чем бюрократическую формальность. Общение с суперинтендантом не прибавило Тьюрингу симпатии в глазах Корелла, тем не менее молодой человек возмутился. Затем он вспомнил о своих детских мечтах. Не только о вполне разумных, вроде того, чтобы читать лекции по математике в университете, но и о совершенно сумасшедших. О давнишнем желании изменить мир и совершить переворот в математической науке. Впервые за долгие годы Корелл достал из ящика другой свой блокнот и записал в нем несколько предложений. Это было как возвращение к чему-то давно забытому.