Большие девочки тоже делают глупости - Людмила Феррис Страница 11

— Да свидетель только и увидел, что сидящего в кресле председателя жюри с разбитой головой.

— Что вы еще увидели?

— Кровью стол залит, бумаги разбросанные. Шторы в кабинете задернуты были. Лампа на столе горела. Мрачный, я вам скажу, кабинетик.

— Какие бумаги лежали на столе?

Тут Юлькино сердце сжалось. Про письма, которые лежали у нее в сумке и которые она, конечно, незаконно забрала с места происшествия, она-то и забыла! Впрочем, она поступила совершенно верно, потому что от этих полицейских никогда ничего не добиться. Знает она их отстраненные комментарии для прессы, — следствие ведется, следствие обязательно сделает выводы, следствие разберется. Упускать свой журналистский шанс в этой ситуации она не будет. Расскажет ли она про письма главреду, Юлька пока тоже не решила, ей нужно их сначала прочесть, а то позарилась на чужое, а окажется, что это пустой фант, такое тоже возможно.

— Не смотрела я бумаги, видела их только краем глаза.

— А когда же успели фотографию сделать?

Этот увалень следователь не так прост, как кажется.

— Не смогла удержаться. Я ведь все-таки журналист. А откуда вы про фотографию знаете?

— Я вашего брата почти насквозь вижу. Вы первым делом не о человеке думаете, а о том, как жареное добыть. Я и не сомневался, что вы на месте преступления фото сделали. За него вам, конечно, «отдельное спасибо». Со ссылкой на вашу газету его скоро опубликуют все интернет-издания. Мне за это по полной наваляют.

— Ну, простите, дяденька, — шутливо заныла Юлька. — Черт попутал. Не помню, как рука сама потянулась к телефону. Была в состоянии стресса.

— И сразу на месте преступления взялись щелкать телефоном.

— Честно клянусь, фото отправлено только главреду. Исключительно на газету работала. Наша законная работа — найти информацию и распространить. Я при исполнении была.

— Не ту информацию распространяете, журналист Сорнева. Мешаете следствию. Надо было сразу вызывать полицию, а не самодеятельностью заниматься.

— А я Зинаиду Ивановну крикнула, она «Скорую» вызвала и вас. Все как надо.

— Не все. Нельзя было фотографии делать, ажиотаж поднимать.

— Не смогла, — честно призналась девушка. — Не смогла устоять. Раскаиваюсь. Но исправиться не обещаю.

— Все с вами понятно, свидетель Сорнева. Надеюсь, что вы до конца работы фестиваля никуда не уедете. Вы уедете тогда, когда я вам разрешу.

— Вот этого не знаю. Мне начальство сегодня два раза звонило и требует, чтобы я немедленно вернулась на рабочее место. Не может без меня газета.

— Ничего, газета подождет. Возможно, Бельстон скоро придет в себя, тогда вы нам можете понадобиться. Надеюсь, он нам сообщит, зачем хотел с вами встретиться.

— Я бы тоже хотела это знать, — согласилась Юлька.

Она возвращалась к коллегам в зал, обдумывая, как же сказать Егору Петровичу, что ей необходимо остаться хотя бы на несколько дней.

Пожалуй, надо сказать правду. Только вот про письма она пока промолчит. Ей надо самой их прочитать. Юля оглянулась и потихоньку открыла свою дамскую сумочку. Письма лежали на месте, и ей показалось, что от них исходит какое-то огненное напряжение.

— Юлька, Сорнева! — перед ней стояла ее одногруппница по журфаку Оля Виноградова.

Девушки обнялись.

— Когда мне сказали, что здесь журналистка из вашего города, я сразу про тебя подумала, а потом увидела твою фамилию среди гостей фестиваля. Ты всегда удивительно оказываешься в ненужном месте, ну, в том месте, где что-нибудь обязательно происходит. Я, между прочим, здесь от пресс-службы «Грин-авиа». Ужасная работа. Одни проблемы, да мне уже все равно, я увольняться собираюсь, нашла место получше. А то здесь — одни приключения.

— Какие, например?

Оля заговорила шепотом.

— Сегодня утром взорвали машину любовницы Бельстона. Ее зовут Анна Красновская, и работает она у нас в пресс-службе. Сама понимаешь, если любовницы вертят пресс-службой, то профессионалы там не нужны.