Удар отточенным пером - Татьяна Шахматова Страница 11

– Раньше ты не бралась за такие дела, – наконец проговорил я.

Зная вспыльчивый характер тетки, я старался подбирать слова особенно аккуратно.

– Какие такие?

– Сомнительные.

Я мысленно зажмурился, однако, вопреки ожиданиям, бурной реакции не последовало, Вика лишь нахмурилась и тихо сказала:

– Ага, сомнительные. Откуда ты знаешь? Я Пастернака не читал, но осуждаю, так, что ли?

Я оставил недочищенную картошку и вернулся в комнату к остальным газетам. Первый заголовок, который попался мне на глаза, сообщал: «За достойный труд! И достойную оплату труда!»

Виктория тоже перебралась с кухни и уселась в соседнее кресло, гордо указуя раненым пальцем в люстру.

– «Мы работаем на разваливающихся станках», – продолжил чтение я. – «Ростехнадзор принудил руководство «Русского минерала» устранить неполадки конвейера в трехдневной срок». «Почему продан детский лагерь? Где теперь будут отдыхать дети простых работников?». «Каждый день мы идем на смерть: наше оборудование – рухлядь».

На одной из страниц мне попался комикс с подписью: «Начальник ест мясо, а я ем капусту. Вместе мы едим голубцы».

– Тебя уже попросили признать этот анекдот экстремистским? – невесело пошутил я, но Вика притаилась и не отвечала.

– Да, выглядит это все не очень. – Виктория посмотрела сквозь меня долгим невидящим взглядом и проговорила как бы сама себе: – Но тем не менее с этим профсоюзом не все так просто.

– Что не просто? Они передают в своих статьях тайные шифры мадьярских разведчиков? Профсоюз ведь защищает рабочих? Только и всего!

– Защита, как известно, тоже может быть средством манипуляции, – бросила Вика небрежно, поднялась и снова отправилась на кухню.

Наверное, это была цитата из трудов какого-нибудь известного лингвиста. Я цитату не опознал, зато хорошо представил себе, как много может заплатить богатое коммерческое предприятие, чтобы кто-то такую цитату умело ввернул на суде. С администрацией все было более-менее ясно: мы живем в достаточно подлом мире, чтобы руководство завода решило заставить молчать профсоюз с помощью профессионального филолога, который может бесконечно придираться к словам и в конце концов обанкротить газету судами. Но какой резон Виктории вставать на сторону силы? Деньги? Я с трудом представлял себе ситуацию, в которой мою тетку могли бы подкупить. Слишком велик репутационный риск. Что же она ищет в этих газетах? Судя по плачевному состоянию Викиных красных глаз, ответа у нее пока тоже не было.

Нашу возню с газетами прервал неожиданный звонок.

– Ой, это одна журналистка. Я обещала. Я быстро. – Виктория поднялась и отправилась открывать.

Прихватив несколько газет, я ушел в свою комнату за перегородку.

– Ой, нет, это совсем не по моей части, – раздался голос Виктории из коридора.

– Но это нарушение авторского права! Она ворует мои идеи и темы! – ответил высокий плачущий женский голос.

– Но это вопрос ваших отношений. Суд такие дела не решает.

– А что мне делать?

– Менять работу.

– Но я не хочу. Я хочу только, чтобы она перестала воровать внаглую. Так-то я ей и сама не откажу: поставить ее имя рядом с моим – не проблема. Но у нас совсем дико. Представляешь, я ей предложила вчера: давайте сделаем репортаж про чемпионат по плаванию с включением маленькой панорамы «как это было раньше». А она мне отвечает: «Нет, мы сделаем еще смешнее. Мы включим в сюжет о чемпионате кадры хроники. По-моему, гениальная идея!» Прямо в глаза мне это говорит, представь! Я ей отвечаю, что, мол, я именно это и имела в виду, что панорама «как это было раньше» и хроника – это синонимы, а ей плевать. Она реально думает, что гений: украдет и считает, что сама это сделала. Искренне считает! Разве это не нарушение авторского права? Как ей объяснить?

– Я тебе еще раз повторяю: объяснить тут ничего нельзя, – с нетерпением в голосе повторила тетка. – Это болезнь. Мания величия называется. Вкупе с идейной бесплодностью. И полной бессовестностью. Ваша редакторша – нравственный урод, ошибка мирозданья. Суд тут бессилен, потому что идеи не патентуются. Вот если бы она твои тексты перепечатывала, это другое. А так – меняй работу.

– Ой, извини, я не знала, что ты не одна, – вдруг зарделась девушка, увидев меня на пороге комнаты.

Мне же в свою очередь стало любопытно посмотреть на этот нежный цветок с ласковым голосом и верой в человечество.

– Это мой Сашка так вырос, – хмыкнула Вика. – Ладно, ну что ты, валишь?

– С работы?

– Нет, отсюда.

– Мда, Вика, ты не меняешься. Как ты живешь с такими адскими манерами? – улыбнулась девушка.

– Не поверишь, не хуже, чем ваша редакторша с отсутствующим мозгом.

Они рассмеялись. Журналистка оказалась моложе Виктории, небольшого роста, немного пухлая, но в меру, с талией и женственными овалами там, где положено быть женственным овалам. Зачем такие ванильные плюшечки вообще идут в журналистику?

– Ладно, извини за беспокойство. – Девушка поспешно засобиралась.

– Могу тебе только одно последнее средство посоветовать, – проговорила Вика. – Запиши ее на диктофон. А потом дай на планерке послушать всей редакции.

– Но тогда мне точно придется уйти, – невесело улыбнулась посетительница.

– Так тебе по-любому придется, – радостно заключила Вика. – А так хоть с музыкой!

Девушка вздохнула, посмотрела на Вику, как на безнадежную больную, и исчезла в коридоре. Но тетка вдруг подняла свою пятую точку и выбежала следом:

– Вот телефон, скажи от меня. Главный редактор культурных новостей в «Прогороде». За ним должок имеется еще по прошлому делу по скандалу на интервью с одной известной певицей, так что звони. – А когда дверь закрылась, она пояснила мне: – Нужен человек на культуре, чтобы брать контрамарки.

Я кивнул, это было в ее духе, во всяком случае, бескорыстной благотворительностью моя тетка не славилась. Вообще она славилась в основном тремя вещами: мозгами, дурным характером и красотой. Да, помимо хорошей фигуры природа одарила ее еще и картинной, немного даже вычурной российской красотой: именно российской, а не русской, потому что тут были намешаны и огромные васильковые глаза, и бледная кожа, и тонкий татарский нос, и чувашские скулы, и удмуртские брови полукругами вразлет. Дочь поволжских народов – так называла Вика сама себя. Людям она нравилась, во всяком случае с первого взгляда. По поводу дальнейшего общения могли быть варианты, в основном – взаимовыгодные.

– Я еще немного почитаю, выясню, кто у профсоюза спонсор, и тогда точно скажу, беремся или нет, – буднично бросила она, заметив, что я снова отправился на кухню, чтобы загрузить будущую запеканку в робота для нашего раненного в палец гения газетного сыска.

– В каком смысле беремся?