Проклятая усадьба - Алексей Макеев Страница 11

И эта его уверенность принесла плоды. Холеное личико Елены Локшиной вдруг расплылось, на глазах выступили слезы. Еще секунда – и она свалилась на кровать, рыдая и закрывая лицо руками.

– Да, я была! – простонала она. – Мы были! Хотели погулять, подышать, прежде чем к нему идти…

– И что вы там делали? Дышали?

– Ну, целовались, конечно…

– А почему там, а не в гроте? Там же удобнее. И скамья есть…

– Да мы туда и хотели идти. Но услышали, что там уже кто-то есть.

– Там разговаривали?

– Нет, там один человек был. Ну, не знаю, может, и не один – мы ведь близко не подходили. Просто мы услышали, как там кто-то ходит. Не говорит, только напевает что-то под нос. Мы поняли, что один.

– А вы поняли, кто именно там был?

– Нет. Но напевал что-то древнее, нудятину какую-то. Типа «звездочка моя ясная», что-то вроде. Короче, Андрей сразу определил, что это кто-то из стариков. Сургучев, или Кононов, или вы…

– О, и меня подозревали! Значит, вы поняли, что место занято, и остановились за кустами. А потом?

– Что потом?

– Долго так стояли, по соседству?

– Ну, я не знаю, я на часы не смотрела. Вообще, наверно, недолго. Потом Андрей вдруг говорит: «Ага, вот и звездочка притопала».

– В смысле?

– Ну, он же все про звездочку пел. Что он к ней на небо прилететь не может. Фуфло всякое. Вот, а тут она и прилетела.

– То есть к человеку в гроте пришла девушка?

– Ну да.

– А ты видела эту девушку?

– Ну да.

– И кто это был?

– Откуда я знаю?

– Ты же говоришь, что видела.

– Так я ее со спины только видела. Луна, правда, светила, но все равно – ночь же. И потом, она в толстовке была, с капюшоном. Лица совсем не видно было.

– Почему же вы оба решили, что это девушка, а не парень?

– Ну, фигуру же видно. Фигура женская была, это точно.

– С какой стороны она шла?

– От дома, ясное дело.

– Так, с этим, кажется, разобрались. Она вошла в грот… И что потом?

– А потом все и случилось! Только она вошла – и сразу бабах! Выстрел!

– То есть они там не разговаривали?

– Нет! Мы оба стояли, слушали, думали, что услышим. Интересно ведь, кто да что. И вдруг – бабах! Я чуть не завизжала, мне Андрей вовремя рот закрыл. Потом еще секунды две-три прошло, видим – она выходит. И пистолет у нее в руке.

– Она держала в руке пистолет?

– Ну да. Тут я чуть не обоссалась – ой, извините, чуть не описалась со страху. Все, думаю, она нас слышала, сейчас кончать будет. Но она свернула и ушла.

– Домой?

– Нет, я же говорю – свернула. Она в другую сторону ушла, от дома.

– К пруду?

– Ну, наверно. Я не следила. Мы подождали, пока она уйдет, и скорее домой побежали. Пошли к Андрею, он сразу виски налил. Я стакан, наверно, выпила, только тогда успокоилась.

– А потом?

– Ну, потом… Потом разное было…

– То есть вы занялись любовью. И что, разве из комнаты больше не выходили?

Елена замялась. Гуров сразу оценил это и резко потребовал:

– Давай-давай, рассказывай! Начала, так уже все рассказывай! Что, решили сходить, на труп посмотреть?

– Нет, что вы! Просто Андрей… Он когда виски допил, сказал: «Надо пойти проверить». Я тогда тоже подумала, что он в грот хочет идти, стала отговаривать. А он говорит: «Чё я, совсем дурной? Я к предкам схожу, проверю, дверь в спальню закрыта или нет». Вот он сходил, проверил, сказал, что все на месте. И потом мы уже до утра не выходили. Ну, часов до шести. Потом мне надо было к себе вернуться. А то утром увидят, как я от него выхожу, возникать начнут…

– А кто мог увидеть?

– Мало ли кто? Родители его, или Маринка, или охранник этот долбанутый…

– Павел?

– Нет, Павел нормальный. Нет, другой, Егор. Смотрит всегда так…

Лена скорчила мрачную гримасу, что у нее неожиданно легко получилось.

– Не улыбнется никогда… Дурак дураком. В общем, под утро я ушла.

– Что Андрей тебе велел говорить? Как себя держать?

– Да ничего он мне не велел… – попробовала отговориться горничная. Однако Гуров точно знал, что разговор о преступлении у любовников был и что младший Вдовин давал горничной инструкции.

– Не надо мне заливать, – сказал он. – Что Андрей велел говорить?

– Что? Ничего не говорить. Рот на замке держать велел. «Ты, – сказал, – ничего не видела, ничего не слышала. Так лучше будет». Вот я и молчала…

– Теперь давай еще расскажи про эту женщину с пистолетом. Все-таки кто это был?

– Да не знаю я! Ночь была все-таки! И потом, я же говорила – она в капюшоне была!

– Хорошо, а по росту, по фигуре – кто это мог быть из живущих в усадьбе? Ирина Васильевна могла?

Лена задумалась.

– По фигуре да… – произнесла она. – А по росту… по росту та вроде выше была…

– А Наташа, девушка певца Синицына?

– Да, вот эта точно подходит! И по фигуре, и по росту. А еще Маринка, вторая горничная. Она тоже годится.

– Значит, женщина с пистолетом ушла к пруду, и больше вы ее не видели. Так?

– Да, больше не видели.

– Ладно, можешь отдыхать, – великодушно разрешил Гуров. – А мне еще кое с кем поговорить надо.

Покинув горничную, он вышел из дома и прислушался. Где-то в стороне он различил жужжание косилки и решительно свернул в ту сторону. Пройдя большую часть парка, он обогнул горку, всю усыпанную цветами, и оказался на тенистой лужайке. По ней брел человек лет пятидесяти, толкая перед собой косилку. В воздухе стоял запах скошенной травы.

– Прошу прощения, Петр Леонидович, что отрываю от работы, – сказал Гуров, подходя к человеку, – но дело того требует. Вы ведь здешний садовник?

– Да, – ответил тот и выключил агрегат; сразу стало тихо.

– Вчера вы первый нашли тело Кононова?

– Да, я.

– Расскажите, как дело было.

– Я встал в шесть утра, – начал свой рассказ садовник. – Я всегда так встаю, иногда еще раньше. Взял секатор и пошел в грот. Там розы уж очень разрослись, я давно их не обрезал. А если не обрезать, они начнут расти вкривь и вкось, никакого вида не будет. Впрочем, это к делу не относится. Значит, захожу я в грот – и вижу: человек лежит…

– Вы никаких следов у входа в грот не заметили?