Сакральный знак Маты Хари - Мария Спасская Страница 11

– Какая невиданная дерзость! – возмущались они. – Девадаси отказывает просящему!

– Будьте к ней снисходительны, девочка еще слишком молода, – мягко увещевала жрецов добрая старуха Хемнолини, делая Сите страшные глаза.

Сита умоляюще смотрела на Камала, ища защиты, но тот молчал, соблюдая нейтралитет и демонстративно отвернувшись от строптивицы. Рыдая от собственной беспомощности, Сита покорно последовала за пузатым краснолицым богачом, то и дело утиравшим мокрым платком потеющий лоб и толстую бычью шею. Потный брамин долго мял ее тело липкими руками, а затем быстро и больно проделал с ней то же самое, что и Камал. Но это было совсем другое ощущение, прямо противоположное тому блаженству, которое Сита испытала с возлюбленным. Сжав зубы и крепко зажмурившись, она старательно скрывала охватившее ее отвращение, но брамин все равно остался недоволен. Выходя из ритуальной комнаты, где рыдала в подушку раздавленная девадаси, он презрительно обронил:

– Девчонка не стоит ни единой рупии из той сотни, что я за нее заплатил!

Этим же вечером в комнату танцовщиц заглянул Камал и под недоуменными взглядами подруг поманил Ситу рукой. Девушка вышла из храмовой пристройки и устремилась к ожидающему в стороне Камалу. Думая, что он пришел ее успокоить и подбодрить, Сита обхватила его шею руками, намереваясь поцеловать, но юноша отпрянул в сторону, гневно сверкнув глазами.

– Что ты делаешь, безумная? – шепотом воскликнул он. – Ты гневишь Шиву!

– Но ты – его воплощение! – горячо зашептала Сита. – Ты сам выбрал меня!

– Не я, а жребий!

– Но я же видела, что тебе со мной хорошо!

– И что с того? Даже если это так, мои эмоции не имеют ровным счетом никакого значения! Мы служим Шиве, и все наши чувства должны быть направлены только на него! Ты должна принимать паломников, любого, который на тебя укажет и сможет за тебя заплатить! Больного, кривого, прокаженного! На то ты и девадаси! А ты что сегодня устроила? Да еще смотрела на меня так, как будто я обязан был прогнать знатного брамина! Ты не должна больше этого делать! Ни в коем случае! Поняла? Иначе тебя ждет суровое наказание.

– Я не смогу лечь ни с одним мужчиной, если не буду уверена, что вечером упаду в твои объятия! – твердо сказала Сита, не отрывая решительных глаз от пылающего гневного лица Камала. – Разве Шиве станет хуже оттого, что мы с тобой будем счастливы?

– Глупенькая! Шиве, конечно, не будет хуже, но если узнают жрецы, нас с тобой убьют. Кроме ритуального соития, символизирующего первую брачную ночь Шивы и его жены, служителям храма строго запрещается вступать в связь с девадаси.

– Никто не узнает! Я буду приходить к тебе в комнату поздно ночью, когда все спят, и уходить, пока заря не окрасит небо в цвет лепестков роз!

Этой же ночью Сита проскользнула в комнату Камала легкой тенью и с восторгом любила избранника на жесткой циновке, ибо в комнате его царила атмосфера суровой аскезы. Помимо циновки на полу в крохотной каморке с каменными стенами и узким оконцем под самым потолком стояла лишь только жаровня для благовоний и небольшое, в половину человеческого роста, изваяние Шивы.

Когда Сита приходила к возлюбленному, она всегда накидывала на фигурку бога свое сари, интуитивно понимая, что божественному «мужу» ее связь с другим будет неприятна. Поверх сари она пристраивала символ супружеской верности, витой шнур – тали с золотым медальоном, тем самым переставая быть Матой Хари и становясь самой собой, просто влюбленной юной Ситой.

Теперь она охотно отдавалась любому, представляя себе в эти мгновения, что лежит в объятиях Камала, и вскоре слава о красивой страстной девадаси дошла чуть ли не до Индии. В затерянный среди лесов Суматры храм приезжали паломники со всех уголков Индонезии, платили за нее много и охотно, поэтому, когда Мата Хари забеременела, ей выделили запряженную зебу повозку, которой правил старик-музыкант, ныне присматривающий за животными. Еще дали мешочек с деньгами и отпустили в деревню навестить родных. Вся деревня выбежала смотреть на прелестную госпожу в тонких богатых одеждах и с дорогими украшениями, едущую между хижин по единственной улице.

– Смотрите! Смотрите! – раздавалось со всех сторон. – Это же Сита! Та самая маленькая Сита, которую родители посвятили Богу!

Когда зебу остановился перед покосившейся хижиной, к Сите вышел костлявый беззубый старик и слезящимися глазами долго вглядывался в ее лицо, прежде чем признал свою младшую дочь.

– Сита! – воскликнул, наконец, отец, всплеснув руками. – Какая ты стала красавица! Да прибудет с тобой божественная благодать! Лишь благодаря тебе вся наша семья процветает! Шива заботится о нас, как о любимых детях. Братья твои женились, сестры вышли замуж, и мы с матерью даже смогли собрать им приданое. А старшая, Васанта, служит у белого сахиба. У самого главного сахиба ^[8], коменданта города. Ты помнишь Васанту?

– Да, папа, помню, – вытирая набежавшие на глаза слезы, всхлипнула девушка. – Скоро у меня родится малыш, сын Шивы, и благодать нашей семьи усилится еще больше.

– Это хорошо, – обрадовался старик. – Мать стала часто прихварывать, как бы не разболелась всерьез, а то на поле некому работать. Но ты не думай, Васанта приносит еду, так что мы не голодаем, доченька.

Обеспокоенная Сита заторопилась в хижину и нашла матушку в сильнейшем жару. Прижав холодные губы к ее воспаленному лбу, девушка поднялась с циновки, вложила в сухую руку отца мешочек с деньгами и, взяв с него обещание, что старик пригласит к постели больной деревенского колдуна, двинулась обратно в храм. Проезжая по деревне, Сита бросала ласковые взгляды на возящихся у хижин малышей, на покрикивающих на них мамаш и на отцов семейств, занимающихся рутинными делами. Лучшая девадаси храма боялась себе признаться, но ей ужасно хочется остаться в деревне и стать частью этого шумного людского муравейника.

Мата Хари разрешилась от бремени хорошеньким мальчиком, не сомневаясь, что отец его – Камал. Танцор радовался малышу так искренне, что молодой маме стало казаться, будто они – одна семья и лишь по недоразумению почему-то живут в храме. Разве не могут они уйти отсюда и начать жить своей жизнью? Но когда девушка заводила об этом речь, Камал закрывал ей рот поцелуем, умоляя не гневить Шиву. После рождения малыша Сита по-прежнему каждую ночь навещала любимого и однажды случилось то, чего так боялся Камал. Тесно прижавшись обнаженными телами, влюбленные шептали друг другу милые нежности до тех пор, пока не заснули. Проснулась Сита оттого, что кто-то тряс ее за плечо. Открыв глаза, священная танцовщица увидела перекошенное от ужаса лицо Камала и, проследив за его взглядом, заметила заглядывающего в каморку жреца.

– Пошла вон! – грозно крикнул любимый Сите. И заискивающе забормотал, сползая с циновки и на четвереньках устремляясь к дверям. – Это все она! Это Мата Хари подговорила меня нарушить закон! В нее вселились ракшасы. Я искуплю вину, я принесу любую жертву, приму какой угодно обет, только пощади, о служитель Небеснорожденного!