Все девушки любят опаздывать - Ирина Ульянина Страница 11

У моего избранника было необычное имя — Гриня, а прозвище — Грин, потому что его фамилия — Гринберг и потому что все это должно было вызывать ассоциации с американской валютой. Вернее, Гриней избранника зовут и сейчас, только для меня он остался в воспоминаниях, в прошедшем времени, заблокированном от настоящего и будущего капитально и железобетонно…

Как все меняется, просто поразительно!.. Сначала Грин дарил мне весенние букетики: ландыши, нарциссы, потом снова ландыши, а до пионов мы не дотянули… Зато до того, как распустились пионы, он возил меня за город, на бережок, под сосны, выделяющие целебные фитонциды. Заботливо обрызгивал мои предплечья репеллентом, предохраняющим от лютых комаров, кормил свежей клубникой и целовал пахнущими ягодой мягкими губами. Там, на берегу, он растрогал меня рассказами о том, как маленьким, когда ходил в детский сад, мечтал жить в деревне, стать шофером и возить полные грузовики сена для коров. Все у него исполнилось не просто, как мечталось, а гораздо круче: в деревне у Грини коттедж, а в личном гараже — три машины, одна другой краше. Понтовитый «понтиак», пижонистый «пежо» и стильный синий «ситроен». Шофер — это хобби Грина, а его призвание — торговля недвижимостью в особо крупных размерах. Мы и познакомились на почве недвижимости: я ворвалась в его кабинет с претензиями, потому что выжиги — риелторы так и норовили меня «обуть и одеть» и окончательно доконали. Представьте: по завещанию от бабушки мне досталась четырехкомнатная полногабаритная квартира в центре Кемерова. Ее нужно было обменять на жилплощадь в Новосибирске, желательно не покидая городка, и я обратилась в региональное агентство Elite house. Наверное, в любом подобном заведении без прохвостов не обходится, но прохвосты из «Элитного дома» оказались какими — то особенно хитро выделанными, не простыми, а суперпрохвостами!.. Они предложили мне за сто двадцать квадратов в доме сталинского ампира однокомнатную конуру на окраине, да к тому же в непосредственной близости от кладбища Клещиха. Их воля, они бы вообще переселили меня на кладбище — это по выражению их глаз было заметно…

Так вот, пылая гневом, отпихнув Татьяну, которая теперь не соединяет меня с Гриней, я влетела во владения генерального директора. И увидела совершенно обворожительного мужчину с благородно поседевшей щетиной на впалых смуглых щеках. Он стоял у окна и пил молоко из керамической кружки, и на верхней губе у него отпечатались белые усики. Гриня слизнул их, точно кот, и посмотрел на меня так приветливо, будто тоже языком облизал. Он улыбнулся:

— Хотите молочка? Свежайшее: парное, жирное, как сливки. Мне его только что из деревни привезли.

— Хочу, — согласилась я и доверилась ему. Этим своим молочком он купил меня со всеми потрохами. Не то чтобы я в принципе любила молоко, нет. Просто мужчины, желающие опоить вас вином или водкой, коньяком или шампанским, встречаются часто: практически на каждом шагу. А вот угостить девушку чем — нибудь полезным или хотя бы безвредным — мало кто догадается…

За окном колыхались новорожденные, клейкие, ярко — зеленые листочки, порхала какая — то удивительная отважная бабочка, залетевшая на высоту седьмого этажа. Мы пили молоко и следили за ней, и Гриня задумчиво спросил:

— Почему Пушкин не любил весну? Не понимаю.

Я поперхнулась от волнения, хотя еще ничего не успела сказать, и он похлопал меня по спине настолько деликатно, будто не хлопал, а гладил:

— У вас потрясающая спина. Стройная, чуткая, юная, как сама весна. Не надо нервничать. Посмотрите, какая кругом красота: первая зелень и первая бабочка. В жизни важно ловить момент. Я все улажу…

Знаете, когда с вами говорят о Пушкине и весне, как — то неловко сбиваться на суетное, качать права по поводу цен на жилплощадь. К тому же Грин действительно вскоре нашел мне прекрасную, уже отремонтированную квартиру в пятнадцати минутах ходьбы от метро, с балконом, с телефоном, в кирпичном доме, который, как известно, экологически намного полезнее, чем панельный.

Стены моей кухни помнят Гриню. А стены его кухни меня никогда не видели, потому что в них хозяйничает другая женщина. Она кормит его детей, собаку и самого Гриню — и гладит ему рубашки… Да, он никогда не был голодным — и носил свежие, безупречно отглаженные сорочки. Но все равно умудрялся выглядеть свободным, неженатым… У Грини было любимое выражение: «Легко!», а на самом деле с ним было так трудно, так тяжело, что страшно…

Я целое лето проплакала, не загорела, не накупалась в речке, поэтому сейчас у меня ослабленная энергетика. Мужчины это чувствуют и беззастенчиво этим пользуются. Даже ничтожный папарацци, контуженный на всю голову, смеет дразниться и пользоваться моим бедром, карманом и диваном, вынуждая меня ютиться на неудобной раскладушке!.. Нет, это просто полный привет…

Моя мама твердит: пора замуж, тебе уже двадцать пять лет, куда тянуть, чего ты ждешь? А я не тяну, я с ней согласна, но что поделаешь, когда вокруг одни крокодилы. Фотографы и художники, пьяницы и дебоширы, пропади они пропадом!