Пернатый оберег - Алексей Яковлев Страница 11

В общем, жизнь семейства Федотовых-Прасоловых налаживалась. Лизе поступали все более щедрые финансовые транши. Дуня получила новые туфли и зимние сапоги, и не поношенные, а тоже новехонькие. А еще Дуня сообщила маме, что у нее есть мечта: в магазине «Меха» висит чудесная шубка из голубоватого песцового меха, и появись она в такой в школе, все подружки позеленеют от зависти, как огурцы на грядках. И Ирина Степановна твердо пообещала младшей лапочке, что в самом ближайшем будущем она эту свою голубовато-зеленую мечту осуществит. Увы, воплотить в жизнь агрогламурную задумку Дуне не удалось: на Федотовых, как гром среди ясного неба, обрушился новый дефолт. Снова вышли два жулика из тумана, но не прежние, тотально посиневшие, а другие. Впрочем, от предыдущих они отличались только золотыми цепями на шеях, а рожи у них были, может, еще и поотвратнее. Дыша опять же перегаром и туманами, посетители высказались в том смысле, что, мол, отныне мы ваши господа, а вы наши холопы, и заломили такую несусветную сумму оброка, что небо показалось Ирине Степановне в овчинку! Но она быстро оправилась, привычно ускользнула в подсобку и позвонила куратору крыши. Но в ответ услышала строгую отповедь:

— Вы, гражданка, видимо, ошиблись номером. Полиция не какая-то там коррумпированная организация и в споры хозяйствующих субъектов не вмешивается!

Госпожа Федотова обомлела: она вспомнила, что куратор не приходил за очередной лептой. Такое и раньше изредка, но случалось. Может, человек был занят по службе, а то и приболел. Тогда Ирина Степановна относила лепту в конверте самому начальнику. А в этот раз не отнесла: замоталась, а если честно сказать — надеялась на появление кавалерственного поклонника. Не мешкая ни минуты, госпожа Федотова быстро положила оговоренную сумму отчислений в конверт, добавила пени за просрочку платежа и побежала в полицию. Там она проскочила мимо секретарши прямехонько в кабинет самого, положила конверт на стол и легонько так, интеллигентно, двумя пальчиками пододвинула оконверченную мзду пред светлые очи начальства. И вдруг полковник, обычно такой любезный, как кулаками застучит на нее, как глазищи выпучит на нее, как фальцетом завизжит на нее:

— Это что?! Взятка должностному лицу при исполнении?! Да я вас сейчас в КПЗ!

Ирина Степановна остолбенела, оцепенела, помертвела, не помнила, как ноги сами вынесли ее на улицу. Но через несколько дней к ней с неофициальным визитом зашел кавалерственный, к сожалению, уже экс-куратор. Он принес извинения от имени своего начальника. Тот просил передать, что произошло недоразумение и он по-прежнему считает Ирину Степановну дамой, приятной во всех отношениях.

— Господин полковник посчитал ваш визит провокацией Службы собственной безопасности, потому и нагрубил, — пояснил экс-куратор. — А вообще-то у нас у всех нервы были на пределе, тут немудрено сорваться, — и любезный знакомый объяснил Ирине Степановне суть возникшей проблемы: — Раньше ваш киоск, как и многое другое в Разнесенске, крышевала табуновская ОПГ. Потом и самого Табунова, и его братанов посадили. Но теперь они освободились условно-досрочно, вернулись на свободу и в Разнесенск с чистой совестью, а их места уже заняты. Ну они пацаны конкретные, с несправедливостью мириться не согласились. Назревала криминальная война муниципального масштаба. Тогда из Москвы пригласили авторитетного человека. Авторитет забил конфликтующим сторонам стрелку, там всё со всеми по понятиям обсудил, всех по справедливости рассудил, территорию Разнесенска на зоны влияния разделил и между соперниками в натуре распределил. Поэтому никакой криминальной войны в Разнесенске не будет. Ума палата у этого авторитета: настоящий генерал, да что генерал, министр, чисто министр! — не мог сдержать своего восторга экс-куратор. — К сожалению, — продолжил он уже в минорном тоне, — ваш киоск отошел под патронат табуновской ОПГ, поэтому наше во всех отношениях приятное сотрудничество завершено и вам придется находить общий язык с представителями господина Табунова.

— Но они же заламывают непомерные суммы отчислений! — в ужасе воскликнула госпожа Федотова.

— А как вы хотите? Люди провели несколько лет в колонии строгого режима. Там привыкли к обеспеченной, культурной жизни — с библиотекой, кабинетами психологической адаптации, зимним садом и прочими благами цивилизации — и все за государственный счет. На воле они желают получать то же… Желаете? Получите! Но теперь уже, извините, за денежки… А где деньги взять? Вот так-то! Ничего не поделаешь. Тяжело? Всем тяжело! — и любезный экс-куратор распрощался с Ириной Степановной, на прощанье еще раз пожелав ей терпения, благоразумия и толерантности в отношениях с табуновскими братками.

Скольких нервных клеток стоили эти толерантные отношения Ирине Степановне! Какими непотребными эпитетами осыпал господин Федотов ни в чем не повинные ветви российской власти! Сколько жалоб на господина Прасолова, его зловредную мамашу и стенаний по поводу материальных затруднений наслушались родители от Лизы! Какие водопады слез пролила Дуня, тщетно выклянчивая у мамы денежку на покупку полюбившейся ей шубки! Но все на свете по-настоящему познается лишь в сравнении. Только потом супруги Федотовы поняли, что тогда их постиг не дефолт, а дефолтишко. Настоящий дефолт ждал их впереди!

Однажды за очередной мздой уже знакомые бандюганы с золотыми цепями на шеях пришли в сопровождении еще одного похожего и не похожего на них добра молодца. Точнее, это они незнакомого добра молодца сопровождали. Похож же он был на своих спутников золотой цепью на шее, а не похож тем, что мерзостью своей рожи настолько превосходил их уже привычный для Федотовых омерзительный внешний вид, что старые знакомцы в сравнении со своим новым сотоварищем казались чуть ли не гениями чистой красоты и воплощением добропорядочности. Какой-нибудь литератор злато-серебряной формации описал бы внешность этого новоявленного монстра примерно так: «Лицо его неизгладимо запечатлело все мыслимые и немыслимые пороки нашего развращенного общества». На беду, за прилавком киоска в это время рядом с Ириной Степановной стояла и Дуня. Она не оставила попыток не мытьем, так катаньем, не слезами, так подлизыванием к маме добыть себе вожделенную шубку, поэтому всячески демонстрировала свою помощь ей в семейном бизнесе. Незнакомое чудище, не обращая внимания на хозяйку киоска, подошло к Дуне и противным приблатненным голосом сообщило ей, что оно, то есть он — сын господина Табунова, зовут его Додик, и с ходу пригласил явно приглянувшуюся ему девицу распить с ним бутылочку-другую за знакомство и за установление более близких отношений, которые можно начать сегодня же, а то и прямо сейчас. Ирина Степановна, которая в это время, скрепя сердце, выплачивала в подсобке оброчную плату двум гениям чистой красоты, услышала дочкин визг, выскочила из подсобки и увидела, что чудище за руку вытягивает Дуню из-за прилавка, а та вырывается и верещит, как резаная. Госпожа Федотова ухватила Дуню за другую руку, уперлась одной ногой в прилавок и потянула дочку в противоположную сторону, завизжав еще громче похищаемой. Тут пора приостановиться для лирического отступления, ибо только узнав, что было, можно понять, что есть, и предвидеть, чем сердце успокоится.

Додик действительно был как бы сыном Табунова. Будущий Додиков папа отбывал тогда один из своих тогдашних сроков. Чтобы скрасить другу дни тягостной неволи, братаны прислали к нему на свиданку некую госпожу Б., живущую неподалеку в городе С. Хотя с посторонними женщинами осужденным свидания запрещены, но если очень хочется, то можно. Спустя девять месяцев на свет появился малыш, чисто ангелочек. Его нарекли Дональдом. Но ребенок выглядел таким очаровашкой, что его сразу переименовали в Додика. Так оно дальше и пошло и закрепилось.