Сын - Ю Несбе Страница 11

– Они и сюда вторглись. Ладно. – Симон кивнул одному из старожилов пансиона, проходившему мимо на подкашивающихся по-наркомански ногах, и тот молча кивнул в ответ. – Здесь много знакомых лиц, как я погляжу. Однако Воллан работал тюремным священником. Отчет о вскрытии еще не готов, но следов от уколов мы у него не обнаружили.

– Он жил здесь не как наркоман. Он помогал нам, когда у нас возникали проблемы с бывшими заключенными. Они доверяли Воллану. И мы предоставили ему временное жилье, когда ему пришлось съехать из дома.

– Да, мы в курсе. Мне интересно, почему вы не удивились, хотя знали, что он не был наркоманом. Это ведь мог быть несчастный случай.

– А это был несчастный случай?

Симон посмотрел на высокую худышку. Она медлила, ожидая знака с его стороны, и наконец открыла рот:

– Мы не обнаружили никаких признаков насилия, но тропинки у реки – это криминальная территория.

«У реки», – отметила Марта. Строгая мама, поправлявшая ее речь за обеденным столом. «Ты никогда не выйдешь замуж за приличного человека, если будешь разговаривать, как портовый грузчик».

Комиссар Кефас склонил голову набок:

– О чем вы думаете, Марта?

Он ей нравился. Казалось, ему не все равно.

– Думаю, он знал, что умрет.

Полицейский поднял бровь:

– Почему вы так решили?

– Из-за письма, которое он мне передал.

Марта обошла вокруг стола в переговорной, находившейся прямо напротив приемной на втором этаже. Им удалось сохранить готический стиль, и эта комната, вне всяких сомнений, была самой красивой в здании. Да и конкурентов у нее было не много. Марта налила кофе комиссару, усевшемуся, чтобы прочитать письмо, которое Марта обнаружила в конверте, оставленном для нее в приемной Пером Волланом. Его напарница сидела рядом с ним на краешке стула и набирала на телефоне сообщение. Она вежливо отказалась от предложенных кофе, чая и воды. Как будто думала, что вода в этом здании полна каких-то редких микробов. Кефас протянул письмо коллеге:

– Здесь написано, что он завещает все свое имущество вашему пансиону.

Его коллега отправила сообщение и кашлянула. Комиссар повернулся к ней:

– Да, фрёкен Адель?

– Теперь больше нельзя говорить «пансион», теперь это называется общежитием.

Кефас искренне удивился:

– Почему это?

– Потому что у нас имеются социологи и медпункт, – сказала Марта. – И считается, что это больше чем пансион. Кроме того, само слово «пансион» приобрело негативное звучание. Пьянка, шум и ужасные условия. Поэтому и решили немного приукрасить действительность и именовать наше заведение по-другому.

– Но все-таки… – произнес полицейский. – Он захотел отдать все имущество вам?

Марта пожала плечами:

– Сомневаюсь, что у него много имущества. А вы заметили дату рядом с подписью?

– Он написал это вчера. И вы считаете, он сделал это, так как знал, что умрет. Иными словами, вы полагаете, что он совершил самоубийство?

Марта задумалась, потом ответила:

– Не знаю.

Высокая худышка кашлянула:

– Прекращение семейных отношений, насколько мне известно, является обычной причиной самоубийств у мужчин старше сорока.

У Марты появилось ощущение, что эта молчаливая женщина располагает точными статистическими данными по любому вопросу.

– Он казался подавленным? – спросил Симон.

– Скорее огорченным, чем подавленным.

– Вполне обычно, что люди, склонные к самоубийству, совершают его в тот момент, когда начинают выходить из депрессии, – произнесла женщина с таким выражением, будто читала прямо из книги. Двое других собеседников посмотрели на нее. – Сама депрессия часто характеризуется апатией, а для самоубийства требуется произвести определенные действия.

Звоночек подал сигнал, что ей на телефон пришло сообщение.

Кефас повернулся к Марте:

– Пожилого мужчину выгоняют из дома, и он пишет вам нечто вроде прощального письма. Почему не самоубийство?

– Я не говорила, что полностью отрицаю самоубийство.

– Но?

– Казалось, он боится.

– Боится чего?

Марта пожала плечами, подумав, не создает ли она себе ненужных проблем.

– У Пера были темные стороны. Он этого не скрывал. Он говорил, что стал священником, потому что ему требовалось больше прощения, чем другим.

– Вы хотите сказать, что он совершал поступки, за которые не каждый его простил бы?

– Никто бы его не простил.

– Вот как. Мы сейчас говорим о тех грехах, в которых особенно часто замечают священнослужителей?

Марта не ответила.

– И по этой же причине его выкинули из дома?

Марта помедлила. Этот полицейский был умнее многих других, с которыми ей доводилось встречаться. Но можно ли ему доверять?

– На моей работе учишься искусству прощать то, что простить невозможно, комиссар. Конечно, вполне возможно, что Пер не мог сам себя простить и выбрал такой выход. Но возможно и то…

– …что кто-то другой, например отец ребенка, подвергшегося домогательствам, решил не идти официальным путем и не подавать заявления, которое могло бы усугубить состояние жертвы. При этом неизвестно, накажут ли Пера Воллана. А если накажут, то наказание в любом случае будет слишком мягким. Так что этот человек сам вынес приговор и сам привел его в исполнение.

Марта кивнула:

– Когда дело идет о твоем ребенке, то это вполне по-человечески. Разве не бывает, что в своей повседневной работе вы наказываете так, как не может наказать закон?

Симон Кефас покачал головой:

– Если мы, полицейские, поддадимся таким соблазнам, закон утратит всякое значение. А я верю в закон. И в то, что правосудие надо осуществлять с закрытыми глазами. Вы подозреваете кого-то конкретно?

– Нет.

– Долги за наркотики? – спросила Кари Адель.

Марта покачала головой:

– Если бы он употреблял, я бы знала.

– Я спрашиваю, потому что я послала сообщение одному агенту из отдела наркотиков и спросила его о Пере Воллане. Он ответил… – Она достала телефон из узкого кармана пиджака. Вместе с телефоном из кармана вылетел игральный шарик, со стуком упал на пол и покатился на восток. – «Видел несколько раз, как он разговаривал с одним наркодилером», – прочитала она, поднимаясь и направляясь вслед за шариком. – «Видел, как он брал четверть, но не платил».