Ангелы на льду не выживают. Том 1 - Александра Маринина Страница 11

Дружбе Валеры Ламзина и Миши Болтенкова пришел конец.

Оба они через несколько лет закончили карьеру фигуристов, поступили в институт и стали тренерами. У Болтенкова тренерская работа пошла более успешно, в его группе катались мастера спорта, среди его учеников были чемпионы России. А Ламзин тренировал ребят помладше, работать со старшими юниорами и со взрослыми спортсменами ему не давали. Такова была система, и поделать с этим никто ничего не мог. Но Валерий Петрович свою работу не просто любил – он дышать без нее не мог, и на судьбу не роптал. Каждому свое, в конце концов.

И вдруг ему объявляют, что он уволен. Ни с того ни с сего. На ровном месте. Оказывается, есть какой-то новый закон, и согласно этому закону человек, привлекавшийся хоть когда-нибудь к уголовной ответственности за насильственное преступление, не имеет права работать с детьми и подростками. Самым невероятным оказалось то, что привлечение к уголовной ответственности за корыстное преступление подобных последствий не влекло. Иными словами, Валерий Петрович Ламзин, избивший вора, работать с детьми права не имеет, а сам этот вор, Михаил Валентинович Болтенков, отлично может продолжать заниматься тренерской работой.

И он, Валерий Ламзин, сорвался, нервы не выдержали. Довел до конца тренировку и отправился в Школу олимпийского резерва, где со своей группой занимался Болтенков, вихрем промчался по дугообразному коридору, огибающему лед, добежал до ведущей в цокольный этаж лестницы, пролетел по ступенькам вниз и ворвался в тренерскую, где Михаил Валентинович Болтенков заполнял журнал. Сейчас Ламзин уже не мог вспомнить точно, что именно он кричал в лицо изумленному и ничего не понимающему Мишке, своему бывшему другу и товарищу по команде, помнит только, что повторял: «Надо было убить тебя еще тогда, хоть не так обидно было бы. Не попадайся мне на глаза, убью!» В тренерской сидели еще мужчина и женщина, мужчину Ламзин не знал, а женщина работала в группе Болтенкова хореографом. Он не закрыл за собой дверь, и его голос разносился по всему коридору, по которому шли люди, кто-то останавливался и заглядывал, слушал. Но ему было все равно. Выкричавшись, Валерий Петрович вышел, изо всех сил хлопнув дверью.

А вечером Миша Болтенков пришел к нему домой поговорить, пытался что-то бормотать о том, что он не виноват, что закон такой несправедливый, они орали друг на друга, чуть снова не сцепились. Мишка ушел, и Ламзин рванул следом за ним… Потом, спустя довольно много времени, пришли эти, полицейские, задавали вопросы, давили, запугивали, обыскивали Валерия Петровича, проверяли карманы его куртки, все спрашивали, где оружие… И вот теперь он здесь. Когда привезли – первым делом протерли ему руки марлевым тампоном, смоченным в ацетоне, сказали, что теперь ему не отвертеться. И сколько еще ему здесь сидеть? Он в законах не силен, слышал только, что вроде для ареста нужно получить какое-то разрешение не то у прокурора, не то у судьи. И как оно все сложится дальше – он не представляет.

* * *

Анастасия Каменская осторожно положила мобильник на стол и непроизвольно отдернула руку, словно он был ядовитым или обжигающим. Ну как ей не стыдно! Пенсионерка уже, а врет брату, как маленькая. «Все хорошо, не беспокойся, Санек в порядке, мы с ним нашли общий язык, он слушается…» Бред полный! На самом деле ни черта она не справляется, ничего у нее не получается и никаким авторитетом она у племянника не пользуется. Все ее слова и просьбы он пропускает мимо ушей. А Чистякова обожает, смотрит на него открыв рот, но все равно слушается плохо. Единственное, чего удается добиться, это своевременного приема лекарств. То есть сам Сашка о них, разумеется, не помнит и даже не знает, где они лежат, но когда Настя входит к нему в комнату с горстью таблеток и стаканом воды, молча кивает и безропотно все глотает. Хотя бы это хорошо. Заставить его съесть кашу или суп – мука. Заставить помыться – испытание. Заставить погулять – фантастика. Смотрит на тетку, как на инопланетянку, и ухмыляется.

Она спохватилась, что сидит и предается размышлениям, в то время как надо быстренько прибраться, потому что сейчас явится Стасов. Непонятно зачем. Просто позвонил и сказал, что проезжает тут где-то неподалеку и заедет на чашку чаю. Ведь только вчера вечером виделись на работе, если только что-то срочное возникло… Ну мог бы и по телефону сказать, зачем в гости-то ехать.

«Я стала злая и негостеприимная, – с удивлением подумала она, – раньше я бы обрадовалась, а теперь почему-то злюсь».

Настя принялась наводить порядок на кухне и обнаружила кучу пакетов от чизбургеров, гамбургеров и жареной картошки, рассованных по углам. Господи, и когда он успевает? Ведь только позавчера была женщина, которая раз в неделю приходит делать уборку во всем доме, после нее кухня сверкала. Судя по числу пустых пакетов, такое количество еды можно было употребить не меньше чем за неделю. А всего-то полтора дня прошло. Наверное, это Санькин дружок Петя помог, у него аппетит просто зверский, постоянно что-то жует, оттого и выглядит как мешок с тряпьем. Да это-то ладно, Петруччо пусть ест что хочет и сколько хочет, Насте нет до этого дела, но ведь и племянник вместе с другом ест то, что ему категорически противопоказано. Не может она уследить за парнем. Зря ей доверили…

Как она и подозревала, Владислав Николаевич Стасов заявился к ней, чтобы обсудить не служебные дела, а сугубо личные. Его старшая дочь Лиля закрутила роман с Антоном Сташисом, оперативником, работавшим на Петровке, в Настином бывшем отделе. Антон – вдовец с двумя маленькими детьми, и это обстоятельство делало, по мнению Владислава Николаевича, романтические отношения между молодыми людьми абсолютно неприемлемыми.

– Я не знаю, что делать с Лилей, – удрученно и в то же время горячо говорил Владислав Николаевич, машинально болтая ложечкой в чашке с чаем.

От ужина он отказался, сказал, что не голоден, а вот чаю попросил налить побольше и погорячее, вбухал в полулитровую кружку десять кусочков сахара, выжал сок из половины лимона, сделал несколько жадных глотков и теперь, поглощенный своей проблемой, позволил роскошному напитку бездарно остывать.

– Она вбила себе в голову, что хочет выйти замуж за Антона. Нет, я ничего не хочу сказать плохого о нем. Антон, конечно, хороший парень, но для Лили это неподходящая партия, ей нужно делать свою карьеру и строить свою жизнь, а не нянчить чужих детей. Но она уперлась – и ни в какую. Даже фамилии сюда приплела.

– Фамилии? – непонимающе переспросила Настя. – Какие фамилии?

– Ну какие-какие… Ее и Антона. Она Стасова, он – Сташис, фамилии настолько похожи, что даже подпись после замужества менять не придется. Лилька считает, что это знак судьбы. Короче, дурь сплошная у нее в голове, и что с ней делать – не представляю. Может, ты с ней поговоришь?

– Я?! – в ужасе переспросила Настя. – И о чем я должна поговорить с твоей дочерью? Ты в своем уме, Владик? Я кто для нее? Совершенно посторонняя женщина. Ну, разве что знаю ее с детства.

Но Владислав Николаевич снова и снова повторял свои аргументы, казавшиеся ему несокрушимыми. Он совершенно не против того, чтобы Лиля встречалась с Антоном, ради бога, но никаких семейных уз! Лиле нужно рожать своего ребенка, а при наличии двух чужих это превратится в проблему для всех. Лиля учится в аспирантуре, пишет диссертацию и собирается делать карьеру, а если она выйдет замуж за Антона и родит ребенка, то наличие троих маленьких детей все это порушит. Даже если она забросит карьеру и сядет дома, нормальных отношений все равно не будет, семью разрушит и детская ревность, и ревность взрослых. Антону будет казаться, что Лиля недостаточно любит его детей от покойной жены, а Лиле, в свою очередь, будет казаться, что детей от первой жены он любит больше, чем их общего ребенка. Короче, ничего хорошего из такого расклада априори получиться не может. Да, Антон хороший парень, честный, умный, но когда речь идет о твоей единственной принцессе – это уже не аргумент.