Седьмое небо в рассрочку - Лариса Соболева Страница 11
Седьмое небо в рассрочку - Лариса Соболева читать онлайн бесплатно
Ознакомительный фрагмент
Она лежала на полу у раскрытого окна. Наверное, последней ее мыслью было – выпрыгнуть. И лучше б она это сделала, в крайнем случае, переломала бы ноги, но Шатунов успел бы… Может быть, успел…
Снаружи залетал в комнату ветерок, и воздушная занавеска, словно играючи, надувалась, закрывая Ксению, а потом открывала ее, прилипая к окну… Воздух, ночной дух свежести и бодрости, густой и пропитанный сельскими ароматами, прорывался сквозь тюль, наполняя чудодейственной силой комнату под крышей. Только Ксюше эта сила уже не нужна.
Глаза, темные и блестящие, как перезрелые вишни, смотрели в потолок… Когда прозрачная занавеска закрывала Ксению, они казались живыми и счастливыми, как у невесты под фатой, но когда открывала – в них отражалась пустота, адская пустота с безразличием.
Рядом с ней валялся пистолет, две пустые обоймы и гильзы, много гильз. Отстреливалась она, что называется, до последнего. Сотовый телефон находился тут же, у ног Ксении. А бутылка коньяка нисколько не пострадала, она возвышалась возле босых ступней, рядом лежала пробка… И кровь, кровь на халатике из желтого атласа, на стене, на щеке, шее…
О, сколько ненужного хранит наша память и в самые неподходящие минуты возвращает нас назад. Шатунову вспомнилось, как давным-давно училка на уроке рисования объясняла как смешивать краски, у него это дело не получалось, с рисованием он не дружил. А она терпеливо долбила: «У тебя оттенки грязные. Красный с желтым не смешивай, эти цвета дают коричневую грязь. Но без оттенков рисунок будет плоский, грубый…»
Она ошибалась. Желтый халат Ксении остался желтым, пропитавшись красным цветом, были только красный и желтый цвета – никаких оттенков… никаких других цветов… И почти всегда так было в жизни Шатунова: без оттенков, грубо.
Он стал на колени, не зная, как дотронуться до Ксении. Где-то на периферии сознания сигналило: не бойся, она ничего не чувствует, совсем ничего. Но залитая кровью грудь не позволяла притронуться, ведь ей, должно быть, станет невероятно больно, стоит лишь слегка потревожить – думалось ему. Все же он осторожно приподнял ее за плечи и поразился, что в его руках уже не та Ксения. Вернее, это она, ее тело, только без нее.
Когда больно, кричат. Крик Шатунова и стал вырвавшейся болью, бессильной яростью. Был он и протестом против самой природы, соорудившей человека безобразно хрупким и уязвимым.
Словно испугавшись одинокого вопля, занавеска взметнулась и облепила Шатунова с Ксенией. Когда больно, еще и плачут. Плачут все: дети, женщины, старики, мужчины. Боль делает равными всех. Шатунов стиснул зубы и зажмурился, задерживая слезы в глазах, проглатывая их вместе с болью и обидой.
Крючок догнал машину Стаса, поставил ее бок о бок, к счастью, на встречной полосе не было машин. Обе легковушки быстро сокращали расстояние, а внедорожник ни на йоту не прибавил скорости, хотя не заметить сзади света фар способен только полностью слепой. Граждане убийцы не подозревали о готовящемся захвате. Впрочем, «захватчики» ничем не выдавали своих намерений, они медлили.
Стас беспокойно поглядывал в сторону Гоги, а тот с обреченностью смертника смотрел на джип впереди, держа обеими руками между ног пистолет. В соседнем авто вообще темным-темно, там ждали команды, не решаясь атаковать первыми.
– Расстояние минимальное, – сказал Стас раздраженно, ведь надо же что-то делать. – Дальше – только врезаться им в корму.
Перевесила служба, Шатунов прилично платил фактически за отдых на рабочем месте, настала пора отработать бабки. Гога высунулся в окно, прицелился – надо ли говорить, что целиться в машине на ходу крайне неудобно?
– Господи, помоги никого не убить, – выпалил он.
И выстрелил. Следом выстрелил Крючок из второй машины, а вот потом сюжет развернулся, как в страшном сне.
Джип с убийцами как ехал по прямой, так и продолжил ехать, не отклоняясь от курса, значит, оба стрелка промазали.
Гога снова целился и вдруг… Стас перестал справляться с управлением! Не понимая, что произошло, он выкручивал руль в разные стороны, чтоб угадать шестым или даже седьмым чувством, где заклинило и почему.
А машину несло по намеченному только ею маршруту – к обочине, при этом она виляла задом, как девица на панели за сто рублей. Когда авто выходит из подчинения и ты не ощущаешь сцепления колес с землей, обманчивый полет железа, внутри которого находишься, приводит в состояние дикого ужаса. Стиснув зубы, Стас зажмурился и сгруппировался в момент «ныряния» в кювет. Сквозь треск и удары железа о землю он слышал, как Гога зверски матерится…
– Кто здесь? – вскинулась Сабрина.
– Это я, я, – шепотом сказала большая тень, подплывая к кровати. – Тата наглоталась колес и уснула, а я… я знала, что ты не спишь.
– Ну, теть Маша… – на выдохе облегчения протянула Сабрина. – Ну и напугала ты меня…
– Дурочка, в доме, кроме нас, никого, – присев на кровать, которая под ее весом застонала, рассмеялась Маша. Но вдруг смутилась, подыскивая слова, оправдывающие ее появление, а подбирались они неудачные: – Извини, мне показалось, с тобой что-то не то… Ты росла на моих глазах… не чужая вроде… Правда-правда, не чужая… Я не из любопытства. Можешь не говорить, что с тобой, вмешиваться в личную сферу сейчас не принято…
Сабрина, натянув на колени ночную сорочку, обхватила их руками, переплетя пальцы, задумалась.
– Плохо, что не принято, – сказала она грустно. – Теть Маша, раз уж пришла, может, ты расскажешь правду?
– Э-у… а… – стушевалась та. – Что?
– Вот и поговорили, – усмехнулась Сабрина.
– Нет, детка, если знаю…
– Конечно, знаешь, – перебила Сабрина. – Все вы знаете, но не хотите навредить маме. А она сама себе вредит. Отец оставил нам эту домину в счет алиментов…
И тут Маша, не желая того, встала на защиту Ленчика:
– Он не мог дать гарантии, что у него будет постоянная работа, поэтому решил обеспечить тебя жильем.
– Но давал деньги, – снова перебила Сабрина, – покупал мне одежду, между прочим, очень дорогую, игрушки… самые-самые.
– Не поняла, что тебя не устраивает?
– Я не устраиваю себя, я!
Сабрина сбросила ее руку, спрыгнула с кровати и, копаясь в сумке, пару раз шмыгнула носом. Маша, имея троих детей (и единственного мужа), научилась остро чувствовать внутреннюю нестабильность близких и умела проявить сочувствие, которого многим не хватает. Она из породы отзывчивых людей, на большой груди которых можно безбоязненно выплакаться, это золотое качество делало ее почти святой.
– Итак, тетя Маша… – закуривая и возвращаясь на кровать, сказала Сабрина. – За что мама ненавидит отца?
– Разве? Ненавидит – это слишком громко сказано…
– Тогда тихо скажи, – поиграла словами Сабрина, но как-то уж мрачновато. – Ты же знаешь ее главную песню: отец не выполняет свой долг, не заботится обо мне, не думает о моем будущем, не дает денег. Ей в руки не давал ни рубля, но мне кидал на мелкие расходы, заплатил за обучение в институте. Я всю жизнь жила ее умом, делала, как она требовала, ни разу не заподозрив, что все не так, как преподносит мама. А когда появился Пашка… да, ревность во мне вскипела на пару с обидой. Но ведь и без Пашки ни мать меня не любила, ни отец…
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Комментарии