Экстрим на сером волке - Дарья Донцова Страница 11

— Ты сейчас же отправишься со мной, — велела я.

Соня покачала головой:

— Нет. Каким образом я объясню Кате необходимость ехать вгости ночью? Я не хочу ничего рассказывать дочери, она перепугается до смерти.

— Хорошо, тогда немедленно ложись спать, у тебя простоглюки.

— Может, ты и права.

— Дай честное слово, что сходишь к доктору.

— Ну.., ладно, — покорно ответила Соня, — вообще-то я звалатебя лишь с одной целью. У Кати никаких родственников, кроме меня, нет. Нашивсе погибли. Если меня убьет девочка, Катюша останется совсем одна.

Я замахала руками:

— Ну и глупости лезут тебе в голову. Вот что, сейчас япоговорю с подругой, и через пару дней она пристроит тебя в лечебницу. Проведутобследование, ты сдашь анализы, пройдешь полную диспансеризацию и успокоишься.От души советую уехать из этого дома, похоже, он вызывает у тебя отрицательныеэмоции. Кстати, в Ложкине выставлен на продажу особняк, вполне приличный, поразмерам такой же, как твой. Мы могли бы стать близкими соседями. Катю на времятвоего лечения я возьму к нам. Ну как? Идет?

Соня стала кусать губы.

— Пойми, — с жаром говорила я, — девочка тебе мерещится, еенет. Если человек страдает галлюцинациями, это говорит либо о егопереутомлении, либо о начинающейся болезни. И то и другое следует давить взародыше.

Выслушав мою страстную речь, Адашева посидела пару мгновенийбез движения, а потом воскликнула:

— Но на выставке! Ты же ее видела?

— Верно, там было полно девочек в белом, лето на дворе, жарастоит. Ты перепутала, но тот ребенок никакого отношения к твоей истории неимеет. Кстати, ты сама сказала, что та девочка является родственницей кого-тоиз жюри…

— Нет, — вздохнула Соня, — я просто не хотела, чтобы Катяузнала правду. О том ужасном случае известно было лишь папе и мне. Маме исестре мы ничего не сказали.

Вымолвив последнюю фразу, Соня внезапно заплакала.

— Я так испугалась, когда увидела фигуру за стеклом.

— Забудь, попьешь лекарства и станешь как новая. — Я обнялаСоню. — С каждым может подобное приключиться. Знаешь, много лет назад умерланаша собака Милли. Ей было девятнадцать лет, более чем почтенный для болонкивозраст. Последний год она ходила слепая, глухая, жила лишь на уколах. Так вот,не успели мы ее похоронить на даче в том месте, где Милли любила сидеть, какмне стала чудиться чертовщина.

Просыпаюсь ночью и вижу: Милли лежит у меня в ногах, каквсегда. Или сижу дома одна, вдруг слышу со двора ее лай. Очень некомфортно себячувствовала, но потом пошла в сад, села у могилки и сказала: «Милличка,дорогая, ты же осталась с нами, лежишь в саду, под любимой клумбой. Я тебяпомню, моя радость, нет необходимости пугать маму. Понимаю, ты боишьсяоказаться забытой, но ведь такое невозможно. Ты лучшая собака, моя девочка, тывсегда будешь со мной, смерть нас не разлучила, ей не подвластно убить любовь».Потом я повесила у себя в комнате фотографию Милли, и глюки исчезли. Чистаяпсихотерапия.

— И еще говоришь, будто не веришь в привидения, — глухоотозвалась Соня.

Тут я сообразила, что сморозила очередную глупость, привеласовсем не подходящий пример, и прикусила язык.

— Хорошо, — вдруг согласилась Соня, — поеду к твоему врачу,на следующей неделе, в четверг.

— Лучше прямо завтра.

— Не могу, дел полно, потерплю до четверга, — отрезалаАдашева, — у нас большие проблемы с поставщиками. Хочу только попросить: еслисо мной беда случится, забери Катю. Жизнь так сложилась, что никого из близкиху меня нет, поручить девочку некому.

Катя богата, она единственная наследница всего, что я имею.Не дай бог окажется в руках корыстного человека. Катюша, хоть ей и сравнялосьшестнадцать, по сути, семилетняя малышка, наивная, верящая людям, никогда ни откого не видевшая зла. Ты богата и порядочна, не польстишься на деньги сироты,да и, насколько помню, никогда не была подлой. Нет у меня подруг, довериться некому.

— А Роза Яковлева?

Соня пожала плечами.

— Отношения у нас давние и очень хорошие, без напряга, мымногое вместе пережили, и Роза проявила себя только с хорошей стороны. Но онабезумно эгоистична, детей у нее никогда не было, поэтому Роза не знает жалостии не понимает того, что подросток очень раним. Сколько раз она говорила:

«Хватит Катьку баловать. На мой взгляд, лучшего воспитателя,чем ремень, просто нет. Врезать ей пару раз от души, мигом про закидонызабудет».

Да нет у Катюши никаких капризов. Просто мы как-то втроемпошли в магазин за обувью, я предложила девочке красивые, элегантные туфли, аКатюша захотела уродские бутсы на толстенной подошве. Мы поспорили, и я, понявпозицию ребенка, приобрела «вездеходы». Розку передернуло, ну она и рявкнула:

— «Пока сама денег не зарабатываешь, обязана носить, чтодают. Во фря! А ты, Соня, поощряешь ее выкрутасы. Спохватишься потом, да позднобудет, вырастет невесть что».

— Вот злюка! — возмутилась я.

— Нет, просто она с детьми дела не имела, — покачала головойСоня. Потом она заглянула мне в глаза и тихо попросила: