На шаг сзади - Хеннинг Манкелль Страница 11

– Спасибо за помощь.

– Это как игра, – сказал Клас.

– Что – как игра?

– Они путешествуют во времени. Переодеваются. Как дети, хотя уже давно взрослые.

– Не уверен, что я тебя понял, – сказал Валландер.

– Они играют роли, только не в театре, а в жизни. Я думаю, они и в Европу потащились для этого – искать то, чего давно не существует.

– И что, они всегда так играют? Но вечеринка на Иванов день – это же не игра? Люди вкусно едят, танцуют…

– И выпивают, – закончил мальчик. – Но если при этом устроить маскарад, так еще веселей. Или как?

– Они устраивают маскарад?

– Ага. Но я не все знаю. Они ничего не говорят, только шепчутся.

Валландер не мог толком сообразить, о чем говорит мальчик. Он посмотрел на часы – пора было ехать к Лиллемур Норман.

– Спасибо за помощь. Не забудь передать родителям, что я звонил. И расскажи почему.

– Может быть, и расскажу, – сказал Клас.

Три разных реакции. Ева Хильстрём вне себя от волнения, Лиллемур Норман подозрительна и недоверчива… Родители Мартина Буге рады, что он уехал, а его младший брат наслаждается отсутствием родителей.

Он взял куртку и вышел. По пути заглянул в прачечную и застолбил новое время. Хотя расстояние до Черинггатан было небольшим, он взял машину. Моцион подождет до завтра.

Он свернул с Белльвьювеген и остановился перед двухэтажным особняком. Он еще подходил к калитке, а входная дверь уже открылась. Он сразу понял, что это Лиллемур Норман. В отличие от Евы Хильстрём это была весьма плотная дама. Лена Норман на фото в папке Мартинссона была очень похожа на свою мать.

В руке у нее был конверт.

– Прошу прощения, что беспокою.

– Думаю, что муж все ей выскажет, когда она явится. Совершенно непростительный поступок – взять и уехать, никого не предупредив.

– Они совершеннолетние, – сказал Валландер. – Но такие вещи, понятно, вызывают раздражение. Можно было не заставлять людей волноваться.

Он взял конверт и, пообещав в ближайшее время вернуть письмо, поехал в полицию. Он зашел в оперативную часть. Дежурный разговаривал по телефону, но, увидев Валландера, он кивнул на один из факсов. Клас Буге, как обещал, прислал письмо своего брата. Валландер пошел к себе, зажег настольную лампу и сел за стол. Разложил письма и открытки, надел очки и стал их изучать.

Мартин Буге описывал брату матч по регби. Лена Норман сообщала, что в пансионате в Южной Англии нет горячей воды.

Он откинулся на стуле.

Догадка его была верна.

И у Мартина Буге, и у Лены Норман был неровный, неразборчивый почерк. И подписи тоже.

Если бы кто-то захотел подделать их письма, он, безусловно, выбрал бы Астрид Хильстрём.

Ему стало не по себе. Но он пытался рассуждать логично. Что это ему дает? Да ничего. Даже ответа на вопрос, зачем кому-то вообще понадобилось подделывать чьи-то открытки.

И все равно что-то его сильно встревожило.

Этим надо заняться серьезно. Если что-то случилось, то мы опоздали на два месяца.

Он сходил за кофе. Было уже четверть одиннадцатого. Он перечитал лежавшее в папке описание развития событий, но никаких зацепок не обнаружил.

Молодые люди, близкие друзья, решили вместе отпраздновать Иванов день. Потом надумали попутешествовать. С дороги посылают открытки. Вот и все.

Валландер собрал письма и сложил в папку вместе с открытками. Больше ничего он сегодня сделать не мог. Завтра поговорит с Мартинссоном и остальными. Надо решить, объявлять розыск или нет.

Валландер погасил лампу и вышел. Из-за неплотно прикрытой двери кабинета Анн-Бритт Хёглунд пробивался свет. Он, стараясь ступать неслышно, подошел к двери и заглянул. Она сидела, уставясь на пустой письменный стол.

Он застыл в нерешительности. Она обычно старалась не задерживаться на работе, всегда торопилась к детям. Ее муж, квалифицированный электромонтажник, постоянно уезжал в командировки. Он вспомнил ее утреннюю реакцию. А теперь она сидит и смотрит на пустой стол.

Скорее всего, ей хочется побыть одной. Не следует навязывать ей свое общество. А может быть, ей нужно с кем-то поговорить.

В конце концов, она всегда может попросить меня оставить ее одну, решил Валландер, постучал в дверь и, дождавшись ответа, вошел в комнату.

– Увидел, что у тебя горит свет, – сказал он. – Ты обычно не сидишь так поздно, если нет причины.

Она молча смотрела на него.

– Если хочешь, чтобы я ушел, просто скажи.

– Нет, – пробормотала она. – Кажется, не хочу. А что ты здесь делаешь? Что-нибудь случилось?

Валландер тяжело опустился на стул, ощущая себя толстым и бесформенным стариком.

– Да эти ребята, что исчезли на Иванов день.

– Что-то новое?

– Собственно говоря, нет. Просто мне пришла в голову мысль, и я решил ее проверить. Но мне кажется, надо повнимательнее приглядеться к этой истории. Ева Хильстрём с ума сходит от волнения. Правда, из всех родителей только она.

– А что могло случиться?

– В том-то и вопрос.

– Объявляем розыск?

Валландер развел руками:

– Пока не знаю. Завтра определимся.

В комнате была полутьма. Свет настольной лампы падал на пол.

– Сколько ты уже в полиции? – вдруг спросила она.

– Долго. Иногда кажется, что слишком долго. Но я понял, что я полицейский и останусь полицейским, пока не уйду на пенсию.

Она долго смотрела на него. Потом спросила:

– И как ты выдерживаешь?

– Не знаю.

– Но, во всяком случае, выдерживаешь?

– Не всегда. Почему ты спрашиваешь?

– Я сегодня сорвалась утром. Там, в столовой. Я сказала тебе, что отпуск был ни к черту. Он и был ни к черту. У меня проблемы с мужем. Его никогда нет. Когда он возвращается, мы неделю привыкаем друг к другу, а когда наконец все более или менее утрясается, ему опять надо уезжать. Мы подумываем о разводе, а это всегда непросто. Особенно когда есть дети.

– Я знаю, – сказал Валландер.

– И в то же время я не совсем понимаю, чем мы тут занимаемся. Открываю утром газету – группа полицейских в Мальмё арестована. Скупка краденого. Вчера показали по телевизору – полицейские боссы плещутся в бассейне, а бассейн принадлежит известному мафиози. Или гуляют на свадьбе у бандита где-нибудь на модном курорте – как же, почетные гости. Тебе не кажется, что такое случается все чаще? И я начинаю сомневаться, что выдержу на этой службе еще тридцать лет.