Пепел стихий - Элис Клер Страница 11

Когда случалось что-то серьезное, требующее ее внимания, Элевайз обычно отправлялась в церковь аббатства. Там, во вселяющей благоговейный трепет тишине, она в одиночестве молилась и размышляла и обычно покидала храм уже успокоенной, обретя в душе то или иное решение. Но даже такая малость, как возможность побыть в церкви наедине со своими мыслями, выпадала далеко не всегда.

Сегодня ей сопутствовала удача — вернувшись в храм после дневной службы, она обнаружила, что там никого нет.

Элевайз подошла к алтарю, затем, укрывшись в тени одной из величественных колонн, опустилась на колени. Некоторое время она беззвучно молилась и вскоре поняла, что достаточно спокойна, для того чтобы привести в порядок свои тревожные мысли.

В данный момент ее переживания не имели ничего общего с беднягой Хаммом Робинсоном и поимкой его убийцы. Аббатису занимало другое дело, возможно, менее драматичное, но, несомненно, более близкое сердцу.

— Господи, — тихо, но внятно произнесла Элевайз, — что мне делать с Калистой?

* * *

Калиста, ныне послушница в аббатстве, первые четырнадцать лет своей жизни отзывалась на другое имя. Младенцем всего нескольких дней от роду ее нашли на пороге маленького, но принадлежавшего большой семье дома в деревушке Хокенли. Ребенок был завернут в кусок тонкой шерсти, окрашенной в пурпурно-черный цвет соком терновых ягод; на шее на тонком кожаном шнурке висел искусно вырезанный деревянный оберег. Три стороны длинного и узкого ясеневого бруска испещряли замысловатые знаки. Что это было — просто красивый узор или некая надпись на незнакомом языке, имевшая определенный смысл, никто в общине Хокенли не знал.

Тот, кто принес младенца на порог именно этого дома, знал, что делает. Хотя жившее в нем семейство Херстов было таким же бедным и невежественным, как их соседи, но у них были любящие сердца. Мэтт и его сыновья держали свиней, его жена Элисон и дочери возились в курятнике. К тому же Херсты возделывали полосы земли, причем с большим усердием, чем многие из соседей. Конечно, нельзя было сказать, что их стол ломился от еды, но все же члены этой семьи редко ходили голодными.

Херсты были людьми богобоязненными. Когда той летней ночью у их двери появился таинственный ребенок, они приняли это как долг, возложенный на них Всемогущим Господом. Они не только взяли девочку в свой дом, но и стали заботиться о ней так, словно та была их родной дочерью. При крещении младенцу дали имя Пег.

Если бы Мэтту и Элисон когда-нибудь пришла в голову идея скрыть от Пег ее странное происхождение, им сразу пришлось бы отказаться от нее, потому что Пег, казалось, сама все знала. По крайней мере она понимала, что не была их родным ребенком, хотя, по правде сказать, едва ли эта догадка требовала каких-нибудь особенных умственных усилий. Ведь Херсты, как женщины, так и мужчины, были невысокими и коренастыми, с рыжеватыми или светло-русыми волосами, розовощекими, веснушчатыми, с совсем светлыми глазами и белесыми ресницами. Пег же отличалась изяществом и гибкостью, гладкой белоснежной кожей, темными волосами и глазами цвета вечернего неба в середине лета.

Короче говоря, Пег была необыкновенной красавицей.

Однако, хотя она и осознавала свое отличие от принявшей ее семьи, Пег была послушным и трудолюбивым ребенком, без единой жалобы она делала все, о чем ее просили, и всегда была благодарна добросердечным людям, которые взяли ее в свой дом. Все свое детство она кормила цыплят, вычищала грязный, дурно пахнущий курятник, собирала яйца и ходила на рынок торговать тем, что Херсты могли позволить себе продать. Она быстро научилась готовить пищу и прибирать в доме. Но лишь когда Элисон стала привлекать ее к работе в огороде, Пег словно ожила. С тех пор, с той чудесной весны, когда Херсты обнаружили в Пег талант к садоводству, ее освободили от всех других обязанностей, и она смогла заниматься исключительно выращиванием растений.

Однако этого ей показалось недостаточно.

Когда Пег исполнилось четырнадцать лет, она появилась в аббатстве Хокенли и попросила принять ее в качестве послушницы.

У Элевайз, которая взяла себе за правило ни перед кем не закрывать двери аббатства, эта просьба вызвала сильные опасения. С одной стороны, девушка была еще очень юной. С другой — круг ее представлений о мире ограничивался пределами Хокенли: как же она, еще совсем дитя, может быть уверена, что создана для жизни в монастыре?

Но самое серьезное сомнение аббатисы было связано с тем, что она почти не видела в Пег религиозного призвания.

Элевайз делала все, чтобы его обнаружить. По опыту она знала, что порой женщины хранят свою любовь к Богу очень близко к сердцу, поэтому их чувство, подчас весьма сильное, бывает скрыто от посторонних глаз. Аббатиса провела немало послеполуденных часов, прогуливаясь и беседуя с Пег. Она также навестила Элисон Херст и задала прямой вопрос. После долгого раздумья женщина ответила:

— Девочку можно назвать верующей, здесь нет никакой ошибки, аббатиса. Я бы охотно поклялась в этом. Но вот поклоняется ли она тому же Святому Духу, что вы и я…

Элисон не договорила.

После долгих раздумий Элевайз решила, что не навредит делу, если примет Пег на испытательный срок, но с условием, что он продлится год, а не обычные шесть месяцев. Она объясняла это юностью девушки, хотя подобное объяснение не совсем соответствовало действительности. В монастыре и раньше появлялись четырнадцатилетние послушницы, многие из которых, повзрослев, становились хорошими монахинями. Истинной причиной решения аббатисы было то, что срок длиной в целый год мог дать Элевайз больше времени на разгадку тайны внутреннего мира Пег. Безусловно, девушка обладала высокой духовностью, но было ли это истинно христианским вдохновением, или христианством в каком-то ином, сходном облике… или там было что-то еще?

Это «что-то еще» Элевайз не могла определить даже для самой себя.

Таким образом, с самого начала с Пег все было совсем не так, как с другими.

* * *

Всего за несколько недель жизни в монастыре садоводческие таланты Пег нашли применение. Она стала ученицей пожилой сестры Тифены, которая вместе с сестрой Евфимией выращивала целебные травы и использовала их в укрепляющих настойках, лекарствах и мазях. Сестра Тифена с первой же встречи почувствовала к девушке искреннюю симпатию и отзывалась о ней самым лучшим образом, но Элевайз отнеслась к ее восторгам с прохладцей, поскольку сама старушка всегда отличалась некоторой свободой в своих взглядах на веру.

Как-то утром, поздней осенью, когда дел в огороде стало меньше, Пег постучала в дверь аббатисы и попросила, чтобы ее научили читать.

Элевайз, изумившись — всего лишь несколько сестер умели читать или проявляли хотя бы малейший интерес к этому, — сначала засомневалась, но, поразмыслив дня два, согласилась и даже взяла эту задачу на себя.

Пег оказалась способной ученицей. Через несколько месяцев девушка уже читала простые слова; она достигла бы этого быстрее, будь у аббатисы побольше времени на уроки. К весне Пег уже просила, чтобы ей позволили читать бесценные манускрипты, которые хранились в скриптории аббатства. Молодая сестра Бернадина, книжница и поклонница прекрасного, на попечении которой находились древние рукописи, была категорически против, но Элевайз дала свое разрешение.