Гренадилловая шкатулка - Джанет Глисон Страница 11

Итак, я возвращаюсь в своем повествовании к ужину в доме Монтфорта и ужасной находке, с которой началась эта странная история. В тот вечер за роскошным обеденным столом из красного дерева, кроме самого хозяина, собрались еще восемь человек. Трое — члены его семьи, жившие в Хорсхит-Холле: Элизабет, жена Монтфорта, хрупкая молодая женщина, о которой я уже упоминал; Роберт, его девятнадцатилетний сын от предыдущего брака и наследник поместья, красивый юноша крепкого телосложения, в тот вечер по случаю торжества одетый с подобающей пышностью; сестра Монтфорта — Маргарет Аллен, старая дева, вот уже двадцать лет заведовавшая хозяйством в усадьбе. Остальные пятеро были гости: два владельца соседних поместий — лорд Фоули и лорд Брадфилд — со своими женами и некий Уоллес, поверенный Монтфорта, оказавшийся в числе приглашенных в последнюю минуту; днем его призвали в усадьбу по делам его светлости и пока еще не отпустили.

Мое прежнее описание этого собрания, его странной атмосферы и необъяснимого поведения гостей, возможно, оставило у вас впечатление, что торжество с самого начала предвещало несчастье, что признаки неминуемой трагедии были очевидны любому здравомыслящему человеку. На самом деле, должен признаться, что такая точка зрения — хотя задним числом судить конечно же легче — не давала верного представления о сложившейся обстановке. Как и всякий человек, я строю свои выводы на основе исходного материала — впечатлений и реальных фактов. Если мне и присуще какое-то особое дарование в этой области, то только потому, что мое ремесло научило меня обращаться с исходным материалом более осторожно, чем это свойственно большинству людей, ибо предельная точность — залог моего мастерства. Правда, в данном случае материала у меня было мало. Прибыв в Хорсхит всего пять дней назад, я имел весьма приблизительное представление об усадьбе и ее обитателях. Напряженная атмосфера в доме меня поразила, но не посеяла в душе тревогу, ибо я счел, что здесь это естественное положение дел. Да и потом, как мог я судить верно, если не привык к подобной пышности? Не имея соответствующего опыта, свои заключения я черпал только из того, что видел.

Мое знакомство с лордом Монтфортом днем раньше показало мне, что по характеру он человек вспыльчивый и желчный и часто вызывает неловкость у окружающих. Таким образом, не было ничего необычного в том, что его настроение, и без того не праздничное, продолжало ухудшаться. Тем не менее в тот вечер крайняя угрюмость Монтфорта, казалось, стала с течением времени удивлять его гостей и домочадцев. Ужин был в самом разгаре, когда один из них впервые отметил это. Сосед Монтфорта, лорд Брадфилд, обладатель необъятного брюха и столь же огромного аппетита, отвлекшись ненадолго от черепашьего супа, принялся пересказывать пикантную сплетню.

— …Епископ прямо-таки обрадовался, когда обнаружил, что у него чесотка. Сказал, ему все равно, где он ее подцепил.

Главное, благодаря ей он теперь может не опасаться, что у него уведут любовницу.

Не обращая внимания на сердитый взгляд жены, Брадфилд помедлил и сунул в рот еще одну ложку супа, обронив большую каплю на свой сюртук из пурпурного дамаста, на котором виднелось множество отметин других изысканных обедов. Если Брадфилд надеялся на поощрение со стороны хозяина, ему пришлось глубоко разочароваться. Монтфорт молчал, злобно таращась на него выпученными глазами. Дамы тоже не поддержали разговор. Сестра Монтфорта, Маргарет, казалось, ушла в свои мысли. Элизабет, его жена, опустила глаза и смущенно заерзала на стуле.

Мне между тем только и оставалось, что дивиться на столь оригинальное застолье. Как же отличалось это чопорное общество от шумных компаний, которые собирались в «Синем кабане» или «Фонтане»! Если б не исчезновение Партриджа, случившееся так некстати, я был бы сейчас там — или, еще лучше, сидел бы в театре с Элис. Я тосковал по толчее, веселью, неблагозвучному пению пьяных голосов, хотел вдохнуть воздух, полный запахов жарящегося мяса, готовящихся пудингов, табачного дыма и пота. Но больше всего мне хотелось отдалиться от этого унылого собрания.

Такие мысли обуревали меня, пока я стоял неподвижно, прямой, как палка, у буфета, ожидая, когда лакей подаст сигнал убирать грязную посуду. Здесь я должен сказать, что прежде ни разу не прислуживал за столом и согласился попробовать себя в новом качестве только по настоянию миссис Каммингз, пребывавшей в смятении из-за мисс Аллен. Та, по праву экономки, неосмотрительно отпустила в тот вечер троих слуг. В довершение к этому второй лакей неожиданно заболел (миссис Каммингз считала, что причиной тому — крепкий эль в таверне). В итоге из прислуги остались только трое — лакей, подававший блюда гостям, и Конни с судомойкой, помогавшие на кухне. Миссис Каммингз попросила моего содействия — «вот только поставите десерт на стол, и свободны», — и я по глупости уступил. Теперь, стоя здесь в парике, от которого чесалась голова, утянутый до полусмерти в алую ливрею с кисточками, словно нелепая коробка конфет в витрине лавки, я ругал себя за податливость.