Убийственная красота - Фридрих Незнанский Страница 11

— А висели?

— Одно — снаружи двери в квартиру Литвинова, на стене лестничной площадки. Другое — на двери в подъезде дома, где проживал Климович.

— Первый взрыв не прогремел, как нам известно. Почему?

— Литвинов эту коробочку обнаружил. И вызвал милицию.

— Кто приезжал?

— Из линейного отдела. Пятьдесят первого. Но когда они приехали, устройство уже было обезврежено.

— Кем?

— Электриком.

— Не понял?

— Вот протокол допроса, ознакомься.

— Ознакомлюсь, конечно. А что это за электрик такой? В двух словах?

— Бывший сапер. Воевал в Афгане.

— Его допрашивали?

— А как же! Сколько нервов стоило — это отдельная песня. Он, видишь ли, контуженый. И заикается так, что ответ на первый вопрос: фамилия, имя, отчество — занял минут пять. Пришлось проводить допрос в письменной форме. Он показал, что, поскольку взрывпакет был снабжен таймером — а соседи подтвердили, что оттуда тикало, — он не стал ждать саперов. Во-первых, потому, что опасался за жизнь людей. Действительно, как оказалось, взрыв был запланирован на девять часов. Во-вторых, он, видите ли, сам сапер. И еще посаперистее, так сказать, других… У него инвалидность по «мозгам». Что с него взять?

— Но разминировал удачно?

— Удачно, удачнее некуда. Все в его «пальчиках». Так все замусолил своими ручищами, что ни хрена там больше не найдешь. Впрочем, тот, кто эту бомбу к стенке присобачил, наверняка в перчатках работал.

— А кто допрашивал этого… Литвинова?

— На которого покушались? Я допрашивал.

— Какое он произвел на тебя впечатление?

— Как тебе сказать… Двоякое. С одной стороны, он был напуган случившимся, что понятно. С другой — тут же указал на возможного преступника. Причем довольно определенно. Даже педалировал.

— И кого же он считает возможным преступником?

— Есть такой доктор — Анатолий Нестеров. Не слышал?

— Бог миловал. Я пока без докторов обхожусь.

— Ну этот тебе вряд ли и понадобится. Ты у нас и так Джеймс Бонд.

— Не понял?

— Нестеров руководит частной клиникой «Возрождение». В этой клинике делают операции по омоложению. Очень модное, но совершенно закрытое заведение. Клиенты — звезды шоу-бизнеса, телемены и телевумены и даже политики. Ты давно нашего бывшего президента по телику не видел?

— Недавно видел.

— И как он тебе?

— Статус пенсионера явно пошел ему на пользу.

— Это статус «Возрождения» пошел ему на пользу.

— То есть?

— Ну да. Прошел там курс лечения. Результат — на лице.

— И зачем такому успешному доктору заниматься уголовщиной? В самом крайнем ее варианте?

— А затем. Со слов Литвинова, Лицензионная палата и Институт по контролю биопрепаратов отозвали лицензию, разрешающую клинике Нестерова заниматься своей деятельностью. А очередь на курс лечения — на полгода вперед. И люди уже проплатили этот курс. Улавливаешь?

— Понятно. Убытки.

— Миллионные. В долларах.

— Так. Ну то, что Лицензионная палата, которой руководил Климович, выдает лицензии, — это понятно. А при чем здесь Институт по контролю биопрепаратов, где Литвинов замдиректора?

— Курс омоложения, разработанный Нестеровым, основан на использовании некоего нового биопрепарата. И институт, где служит Литвинов, выдает разрешительные документы на использование любого биопрепарата.

— И что? Отрабатывали вы этого Нестерова?

— Накануне покушения на Литвинова Нестеров был госпитализирован. Обострение ишемической болезни сердца. Выписался из больницы позавчера, то есть в день гибели Климовича. Персонал подтверждает, что больной Нестеров стен данного богоугодного заведения не покидал в течение всего курса лечения. В том числе и восемнадцатого, и в ночь на девятнадцатое августа. Хотя вообще больных на выходные иногда отпускают домой. Но Нестеров живет один, его не отпускали. И в день смерти Климовича он вообще был на глазах у медперсонала. Его осматривал врач перед выпиской, ему готовили документы выписные. Он до тринадцати часов дня весь как на ладони. Абсолютное алиби.

— Ну вряд ли он сам подложил бомбу. Для этого существуют исполнители. Вы за ним наблюдение установили?

— Да, была наружка. Ничего существенного. В больнице он был изолирован. После выписки ежедневный маршрут однообразен до скуки: дом — работа, работа — дом. Я свою наружку снял в связи с переходом дела в твои руки.

— А что по адресу Климовича? Там свидетели взрыва были? Вообще, поквартирный опрос проводили?

— Свидетели есть. Одна дама выгуливала свою шавку, но от нее толку мало. Мадам в шоке: на ее глазах все и произошло. Поквартирный опрос провести не успели. Там выходные наслоились. Народ на дачи разъехался. А сегодня дело у меня забрали. Так что теперь тебе карты в руки, — повторил Томилин. — Давай, Турецкий, двигай! Теперь тебе твое начальство будет вопросы задавать, а ты будешь перед ним отчитываться, как я сейчас перед тобой.

«Верно, что это я? Чужими руками жар загребать — этого за вами, Александр Борисович, раньше не водилось!» — Турецкий вдавил в пепельницу окурок.

— Верно, дружище! — произнес он вслух. — Извини. Все хочется бежать впереди паровоза. Ладно, оставляй бумаги, будут вопросы — я позвоню. Или подъеду, — добавил он, уловив легкую усмешку, скользнувшую по лицу Томилина.

— Вот. — Томилин пододвинул к Александру лежащую на столе папку. — Здесь протоколы осмотра мест происшествия, протоколы допросов свидетелей, данные экспертиз. Короче, все, что нужно было сделать, все сделано. — И опять лицо его приняло несколько отчужденное выражение.

— Хорошо. Спасибо. И не сердись. Не я себе этот геморрой на задницу придумал.

— Понимаю. Ну, бывай!