Зернышки в кармане - Агата Кристи Страница 11

– В каком-то смысле, – сказал он, – ехатьтуда страшно. Городская жизнь. В пять часов восемнадцать минут – дома. Такаяжизнь не по мне. Мне как-то уютнее среди изгнанников и банкротов. Но, наверное,приходит время, когда надо бросать якорь. А если мы будем вместе, это принесетмне радость. Раз уж старик пошел на мировую, не воспользоваться этим простогрех. Я здорово удивился, когда получил от него письмо… Чтобы Персиваль замаралсвою репутацию – уму непостижимо! Но доложу тебе, Перси всегда был себе на уме.

– Боюсь, – заметила Патриция Фортескью, – чтотвой брат Персиваль мне вряд ли понравится.

– Я не хочу тебя против него настраивать. Просто мы сПерси никогда не ладили – только и всего. Я свои карманные деньги просвистывал,он складывал. У меня были друзья с сомнительной репутацией, но все людизанимательные, Перси заводил «полезные связи». Мы были с ним как двепротивоположности. Я всегда считал его недотепой, а он… знаешь, иногда мнекажется, что он меня просто ненавидел. Сам не знаю почему…

– А я, кажется, понимаю…

– Правда, дорогая? Ты у меня такая сообразительная.Знаешь, меня всегда занимала одна мысль… мысль фантастическая, но…

– Какая? Говори.

– А вот какая: не Персиваль ли подстроил всю этуисторию с чеком – когда старик турнул меня из дому и рвал на себе волосы, чтораньше дал мне долю в фирме и, стало быть, не мог лишить меня наследства. Ведьсамое забавное в том, что этот чек я не подделывал. Хотя был случай, когда явыбрал из кассы все деньги и поставил их на лошадку. Я тогда был уверен на всесто, что выиграю, и, в конце концов, деньги эти принадлежали мне. А вот чек яне подделывал. Сам не знаю почему мне пришла в голову эта дурацкая идея, будтоэто дело рук Персиваля.

– Но ему-то какая выгода? Ведь чек был выписан на твоеимя.

– Тебе непонятно. Вроде бы он тут ни при чем, не такли?

Пэт резко вскинула голову.

– Ты хочешь сказать, он тебя подставил, чтобы тебявытурили из фирмы?

– Мысли такие были. Мерзко все это. Ну да ладно.Интересно, что скажет старина Перси, когда увидит, что блудный сын вернулся.Вот уж выпучит свои тусклые вареные виноградины!

– Он знает, что ты приезжаешь?

– Не удивлюсь, если и слыхом не слыхивал. У старика,знаешь ли, своеобразное чувство юмора.

– Чем твой брат так прогневил отца?

– Самому интересно. Чем-то он старика здорово зацепил.Я по отцовским письмам понял.

– Когда ты получил от него первое письмо?

– Четыре… нет, пять месяцев назад. Напустил туману, ноодно я понял четко – он предлагал мне раскурить трубку мира. «Твой старший братво многом оказался несостоятельным». «Ты отдал дань молодости, пора иостепениться». «Могу тебе обещать, что в деньгах ты не прогадаешь». «Буду радвидеть тебя и твою жену». Знаешь, дорогая, мне кажется, тут немалую роль сыгралнаш с тобой брак. Отцу польстило, что я женился на девушке, стоящей насоциальной лестнице выше меня.

Пэт засмеялась.

– Это на какой же ступеньке? Аристократы, они же –подонки общества?

Он ухмыльнулся.

– Вот-вот. Только у подонков общества, в отличие отаристократов, начисто отсутствует порода. Ты еще увидишь жену Персиваля.«Передайте, пожалуйста, консервы», – или рассказ о том, как ейпроштемпелевали письмо – ничего умнее от нее не услышишь.

На сей раз Пэт не засмеялась. Она задумалась о женщинах, скоторыми ей придется общаться. Эту сторону вопроса Ланс во внимание непринимал.

– А твоя сестра? – спросила она.

– Элейн? Она ничего. Была совсем девчонкой, когда яуехал из дому. Восторженная энтузиастка, хотя, возможно, уже повзрослела. Ковсему относится очень серьезно.

Характеристика была не очень обнадеживающей. Пэт спросила:

– Она тебе совсем не писала… после того, как ты уехал?

– Я не оставил адреса. Да она бы все равно не сталаписать. Дружной семьей нас не назовешь.

– Вижу.

Он искоса взглянул на нее.

– Что, не по себе стало? Из-за моей семьи? Чепуха. Житьс ними под одной крышей мы не будем. Купим где-нибудь уютный домик. Лошади,собаки, все такое.

– Но пять часов восемнадцать минут все равно останутся.

– Для меня – да. Каждый день в город и назад, приполном параде. Но ты не беспокойся, радость моя, – прекрасных уголковприроды хватает и вокруг Лондона. В последнее время во мне проснулся финансист.Сказывается наследственность – по обеим линиям.

– Свою маму ты ведь совсем не помнишь?

– Она всегда казалась мне поразительно старой.Собственно, она и была старой. Когда родилась Элейн, ей было под пятьдесят.Обожала носить побрякушки, вечно лежала на диване и любила читать мне разныеистории про рыцарей и их дам, которые нагоняли на меня жуткую скуку.«Королевские идиллии» Теннисона. Наверно, я ее любил… Она была какая-то…бесцветная, что ли. Сейчас, из настоящего, я это понимаю.

– Похоже, особенной любовью ты не пылал ни ккому, – неодобрительно отозвалась Пэт.

Ланс взял Пэт за руку и стиснул ее.

– Я люблю тебя.