Драгоценная ты - Хелен Монкс Тахар Страница 11

Как обычно, старательно крадусь мимо консьержа.

Я очень боялась, что в Лондоне придется жить с Джеммой или мамой. Обе вечно от меня чего-то хотят, возлагают надежды (точнее, возлагали — теперь-то все потеряно). Постоянно принижают. Особенно Джемма. Сама только что сделала крайне невыгодное капиталовложение. А от меня всегда требует максимум и обесценивает то, что есть. «Ты способна на большее, Лили! Ты способна на большее!» Моей идеальности не хватит, чтобы с ней и работать, и жить. Джемма лепит из меня идеал. С первого же дня, как мы к ней переехали.

Нас с мамой выставили на улицу прямо в мой день рождения, когда мне исполнилось восемь. Мама задолжала за аренду, хозяин велел освободить квартиру и даже не вернул залог. Мы собрали вещи и потащились из нашего Ньюэма в Марилебон, к Джемме. Я бывала у тети и раньше. Многие говорили, что у нее роскошная квартира. Огромная. А я как будто на Марсе очутилась. Все бы отдала, чтобы вернуться в нашу с мамой квартирку, в старую школу, где я всех знала. Даже когда я приходила к Джемме в гости, мне казалось, у нее слишком пусто. Неуютно. С первых же секунд, как мы переехали, я поняла — меня затем и позвали, чтобы заполнить пустоту. Я должна была компенсировать тете отсутствие детей.

Джемма опасалась ввязываться в близкие отношения и совместно производить ребенка. Пришлось бы идти на некие компромиссы, а это ей совсем не нравилось. Тут подвернулась я. Уже готовый ребенок с доставкой на дом, и считаться ни с кем не надо.

Мы заявились с рюкзаками и пакетами, набитыми мягкими игрушками. Джемма открыла дверь с видом благодетельницы, обняла меня, потом приподняла и, перенеся через порог, поставила на пол в коридоре. Мама не возражала: позаботиться обо мне без помощи сестры она не смогла, да еще и поселилась у нее на неопределенный срок. А значит, ей пришлось делиться и родительскими правами.

— Добро пожаловать, дорогая! — пела Джемма. — Как же я рада! Давай заключим с тобой маленький договор. Знаешь, что такое договор, Лили?

— Кажется, да…

Джемма «заключала договоры» и в бизнесе, и в личной жизни — везде выкручивалась, пыталась урвать побольше.

— Я буду лучшей в мире тетей, и ты всегда можешь жить со мной, а ты пообещаешь стремиться к идеалу, стараться изо всех сил. Договорились?

Я кивнула. Слова Джеммы легли на плечи тяжким грузом. Вечно я что-то должна маме, теперь, очевидно, Джемме тоже. Я собиралась спросить, что именно мне нужно делать, но к горлу подступали рыдания. Однако я сдержалась, интуитивно поняв, что, по мнению тети, идеальные девочки не плачут.

Сестре Джемма не сказала ни слова. Мама молча проскользнула в открытую дверь. Им нечего было сказать друг другу. Бабушка с дедушкой были бедны как церковные мыши, а Джемма выбилась в люди, за волосы вытащила себя из болота. Мама же продолжила семейную традицию — работала за гроши и ютилась по углам. Она никогда не разделяла убеждения Джеммы, что чемодан денег — мечта каждого человека. Мама стремилась к простым радостям (муж, дети, уютный домик, приличная работа), чем приводила Джемму в ярость.

Мамина логика бесконечно ее раздражала. Однажды я услышала, как она поучала сестру:

— Нельзя ставить такую низкую планку, Элейн! Тогда не останется права на неудачу. Маленькая оплошность — и ты на коленях.

И действительно, мама не смогла обеспечить даже крышу над головой. Пришла за помощью, бездомная и одинокая, с ребенком, которого якобы обожала, а на самом деле винила в том, что муж сбежал.

Мы поднялись на второй этаж. Дух стоял нежилой, как в церкви. Когда зашли в мою спальню, мама заявила мне:

— Не слушай ее. Она тебе не хозяйка.

— Ты мне тоже не хозяйка. Я сама по себе.

Сущая правда, и мама это понимала.

Она сказала:

— Лили, я стараюсь. А тебе всегда мало. Вся в отца…

О да, предатель-отец. Мне было запрещено упоминать о нем, зато мать могла в любой удобный момент им попрекнуть. Мне хотелось отомстить за ее упреки, за тетину холодную квартиру, за новую школу, куда меня непременно потащат. Я произнесла, глядя в глаза и нагло назвав мать по имени:

— Ты даже не можешь сама зарабатывать, Элейн. Мы поэтому переехали?

— Запомни: она не твоя мать. Я твоя мать. В наказание за грехи…

— А что такое грех?

Она долго молчала, мяла загрубевшими пальцами дешевую джинсовую юбку, потом проговорила:

— Разбери вещи, вымой руки и спускайся.

С того дня мама и тетя начали меня делить. Обе изощрялись, перетягивая на свою сторону: то давили, то задабривали обещаниями. Джемма считала, что заслужила дочку больше, чем моя мать, а мама пыталась не упустить единственное преимущество перед бездетной сестрой. Ничего общего с любовью. Люди думают, что жить с двумя мамами — рай. На самом деле о моем благополучии они не думали, а только использовали, пытаясь больнее задеть друг друга. Я стравливала их еще больше, чтобы они ссорились напрямую, без моего участия.

Так продолжалось много лет, до тех пор, пока Джемма не купила «Руководитель». Идею о «наследственности» ей подала я. Зачем она работает? Что оставит после себя и кому? Разговоры о «наследственности» переросли в разговоры о «семейном бизнесе».

— Слушай, ведь было бы здорово иметь общее дело, бизнес не для продажи, а для семьи? Для меня, для моих детей — твоих внуков? Я читала про один журнал на грани разорения, но с огромным потенциалом.

Мама понимала, к чему все клонится, и совсем не одобряла.

— Джемма, одно дело оплачивать обучение, но покупать девочке издательство, чтобы она поиграла в журналистку? Не слишком ли это — даже для тебя?

На что Джемма ответила:

— Я, в отличие от тебя, хоть что-то делаю. Благодаря мне Лили получила образование. И кто, скажи, вытаскивал ее из неприятностей?

То, что случилось со мной в универе, Джемма всегда называла «неприятностями» или «проблемами».

Мама ответила:

— Как ты смеешь говорить, что я ничего не делаю? Между прочим, она влипла в историю только потому, что пыталась подражать тете, которая привыкла идти к цели по головам.

Как только Джемма купила «Руководитель», я сообщила, что хочу пожить одна. Мама как раз сняла крошечную квартирку в районе Майл-Энд и съехала от Джеммы. Она не хотела оставлять меня у сестры, но поселить у себя тоже была не готова, хоть и сказала: «Можешь спать в гостиной, если очень нужно». Жалкая попытка изобразить заботу.

— Оставаться у Джеммы или снимать — дело твое, Лили. Только не говори потом, что хотела жить со мной, а я тебя не пустила.

— Трогательное участие, мама.

Джемму я убедила, сказав, что нам не стоит жить вместе, раз мы вместе работаем.

— Гораздо профессиональней выступать не как мама с дочкой, а как два независимых человека, заинтересованных в судьбе журнала.