Человек с большим будущим - Абир Мукерджи Страница 11

Чтобы выяснить имя секретаря Маколи, мне хватило нескольких телефонных звонков. Оказалось, что у него был не секретарь, а секретарша, некая мисс Грант. Я подивился тому, что у такого высокопоставленного чиновника, как Маколи, на должности секретаря — женщина. С другой стороны, времена менялись. В Англии тоже сейчас на каждом шагу куда больше работающих женщин, чем раньше. Они заменили отправленных в окопы мужчин и теперь, когда война закончилась, не спешили возвращаться на кухню. Я не видел в этом ничего дурного. Любой, кому довелось побывать в полевом госпитале на попечении санитарок, непременно сказал бы вам, что он всей душой за то, чтобы женщин на рабочих местах стало больше.

Мы с мисс Грант встречались в «Доме писателей» в четыре часа дня. «Писатели» находились всего в пяти минутах от Лал-базара, и я отправился туда пешком, что оказалось ошибкой. Даже во второй половине дня жара свинцом давила на плечи, и к тому моменту, когда я повернул на Дэлхаузи-сквер, я уже был мокрый как мышь. Дэлхаузи можно справедливо назвать сердцем Калькутты, но, подобно Трафальгарской площади в Лондоне, она слишком велика, чтобы выглядеть красивой. Не следует делать общественные пространства такими огромными. В центре располагался широкий прямоугольный бассейн с водой цвета банановых листьев. Дигби как-то упоминал, что в старые времена местные использовали его для стирки белья, купания и религиозных обрядов. После восстания пятьдесят седьмого года всему этому пришел конец. Подобные вольности больше не допускались. Бассейн стоял пустым, и его бутылочно-зеленые воды поблескивали в лучах послеполуденного солнца. Местные (по крайней мере, те, к кому мы относились с одобрением), теперь уже обутые и одетые в сюртуки и застегнутые на все пуговицы мундиры, не поднимая взгляда, спешили мимо по своим делам. На должном расстоянии от воды их держала металлическая ограда, а таблички на английском и бенгали грозили суровой карой всякому, кто пойдет на поводу у своих низменных инстинктов и поддастся соблазну окунуться.

По краям площади возвышались важнейшие здания британского правительства: центральное почтовое отделение, телефонная станция и, конечно же, каменная громада «Дома писателей». Отсюда, из «Писателей», осуществлялось руководство жизнью более чем ста миллионов индийцев, — неудивительно, что это было самое или почти самое основательное здание во всей империи. Но слово «основательное», пожалуй, плохо подходило для его описания. Тут скорее годилось слово «колоссальное». Ведь это и был колосс, созданный, чтобы внушать ужас всем, кто его видит, — и в первую очередь местному населению. Выглядело оно действительно устрашающе. Четыре этажа в высоту и около двухсот ярдов в длину, с массивными плинтами и огромными колоннами, увенчанными статуями богов. Богов, разумеется, не индийских, а греческих или, может быть, римских. Никогда их не различал.

Такова была Калькутта: мы всё здесь строили в классическом стиле. И всё было монументальнее, чем необходимо. Наши административные здания, особняки, наши памятники словно кричали: «Посмотри, что мы создали! Воистину, мы — преемники Рима!»

Это была архитектура господства, и мне она казалась несколько абсурдной. Палладианские здания с их фронтонами и колоннами, статуи давно почивших англичан, облаченных в тоги, и надписи на латыни на всем без исключения, от дворцов до общественных туалетов, — попади сюда чужестранец, он мог бы решить, что Калькутту колонизировали не англичане, а итальянцы, и в этом не было бы его вины.

На площади кипела жизнь. Трамваи и автомобили извергали бесконечный поток чиновников, как белых, так и местных. Облаченные, несмотря на невыносимую жару, в костюмы и галстуки, они смешивались с толпой снующих людей, которые скрывались в широкой галерее здания и выходили обратно.

Я подошел к столу администратора и спросил мисс Грант. Клерк сверился с алфавитным списком, а потом позвонил в медный звонок, стоявший на мраморной поверхности. Появился лакей в тюрбане, и клерк обратился к нему грубым тоном, который мелкие чиновники обычно используют в разговорах с подчиненными. Лакей подобострастно улыбнулся и пригласил меня следовать за ним. Мы пересекли вестибюль и остановились у лифта с табличкой «Посторонним вход воспрещен». Лакей отворил решетчатую дверь и предложил мне войти. Внутри не было никаких кнопок. Вместо этого мой сопровождающий достал из кармана ключ, вставил его в медную замочную скважину и повернул. Кабина вздрогнула, а затем стала плавно подниматься. Лакей улыбнулся: «Особый лифт, сахиб».

На четвертом этаже лифт остановился, подрагивая, и я последовал за лакеем по длинному коридору. Стены здесь покрывали дубовые панели, а синий ковер на полу был таким толстым и пушистым, что в нем могла бы задохнуться небольшая собачка. Лакей остановился возле одной из множества одинаковых и не пронумерованных дверей и снова улыбнулся. За дверью пощелкивала пишущая машинка. Я поблагодарил лакея; он сложил ладони в индийском жесте «пранам» и удалился обратно по коридору.

Я постучал и вошел. За столом, который был слишком мал для разместившихся на нем непомерно огромной пишущей машинки, телефона и стопок документов, сидела молодая женщина. Она печатала и, казалось, была ужасно занята.

— Мисс Грант?

Она подняла глаза от работы. Лицо ее было взволнованным, глаза покраснели.

— Я капитан Уиндем.

— Капитан, — сказала она, убирая от лица прядь каштановых волос. — Прошу вас, проходите.

Поднимаясь со стула, она задела стопку бумаг. Стопка упала, и бумаги разлетелись по полу.

— Простите, — пробормотала она, быстро нагибаясь, чтобы их собрать.

Я старался не смотреть на ее щиколотки, что было непросто, ноги у нее были красивые, а я к подобным вещам неравнодушен. Все-таки она поймала мой взгляд, и, чтобы скрыть смущение, я присел, поднял несколько листов, отлетевших чуть дальше, и подал ей. Ее пальцы слегка коснулись моих, и я уловил аромат ее духов — не цветочный, а какой-то более приземленный. Она благодарно улыбнулась. Приятная улыбка. Уж точно приятнее всего, что мне довелось увидеть с момента высадки в Калькутте. Несколько верхних пуговиц на блузке были не застегнуты, и в разрезе виднелась гладкая смуглая кожа. Слишком смуглая для англичанки, недостаточно — для индианки.

Я предположил, что мисс Грант была смешанного происхождения, — что называется, англо-индианка. Где-то в ее родословной присутствовала индийская кровь. Этого было достаточно, чтобы такие, как она, оказались словно в изоляции — не индийцами, но и не британцами.

— Прошу вас, присаживайтесь, — сказала она, указывая мне на стул. — Хотите чего-нибудь выпить? Может, чаю?

Я попросил воды.

— Вы уверены, капитан? Вы знаете, что говорят о здешней воде? Может быть, лучше джин с тоником? Все же безопаснее.