Не жди меня, мама, хорошего сына - Владимир Колычев Страница 11

Майора Комова пришлось ждать больше часа. Долго, зато на правах свободного человека. Наконец офицер появился, увидел Сеню, махнул ему рукой, приглашая в кабинет.

— Как настроение? — весело и без подначки спросил он.

— Какое может быть настроение после пяти суток взаперти?

— Думаю, что не очень… Ничего, придешь домой, напаришься, настираешься…

— Хотелось бы.

Сеня сидел в светлой камере, где после недавнего ремонта приятно пахло краской. Единственный сосед не досаждал, клопы не кусали, кормили сносно, унитаз работал исправно, в кране была вода — можно было мыться. И все же это была неволя. Он чувствовал себя грязным, липким, хотелось поскорей оказаться дома, с головой залезть в ванну.

— Ты в курсе, что Василий твой сознался в совершенном преступлении? — с тихим торжеством в голосе спросил Комов.

— Ну конечно… Только не понимаю: почему?

— Не думаю, что его замучила совесть.

— Но ведь он сознался…

— Да. И сейчас находится на воле, — поскучнел майор. — Под подпиской о невыезде…

— Как на воле? — возмутился Сеня. — Он на воле, а я пятеро суток здесь как последний… Между прочим, мне даже обвинение не предъявили.

— Хочешь сказать, что под стражей ты содержался незаконно?

— А хотя бы и так.

— Тогда слушай сюда, парень. Твой Василий — опасный рецидивист, у него две судимости, разбой, ограбление…

— И что? — испуганно спросил Балабакин.

— А ничего хорошего… Может, мы и держали тебя здесь, чтобы ты с ним на воле не встретился…

— Но ведь он на воле.

— Есть обстоятельства, — слегка замялся майор. — Мы с ними разбираемся…

— Так что мне делать?

— Я говорил с Волынком, сказал ему, чтобы оставил тебя в покое. Он обещал не трогать…

— И вы ему поверили?

— Не очень… Что, страшновато? Вот и нам не хотелось бы, чтоб ты встречался с Волынком. Мой тебе совет, парень, уезжай ты из Битова от греха подальше. В Москву, но так, чтобы никто не знал, где ты там обитаешь…

— Чтобы там обитать, деньги нужны…

— И тем не менее.

— Я понимаю.

— И еще, запиши номер моего мобильника, если вдруг что, звони.

Сеня мог бы и усомниться в том, что Комов искренне желает ему помочь. Но майор дал ему номер своего мобильного телефона, значит, он действительно желал помочь ему.

В дежурной части Балабакин получил обратно часы, деньги, документы, ключи от машины, шнурки к кроссовкам. Вышел из здания ОВД, осмотрелся — не поджидает ли его Вася-Василий. Не было никого, спокойно. Теперь можно было насладиться и запахом свободы.

Сеня подошел к округлой клумбе, остановился. Милиция рядом, цветы никто не обрывает, розы стоят гордо и во весь рост, как на параде. Нос как будто сам по себе ткнулся в пышный бутон. И кто бы мог подумать, что у роз такой пьянящий запах.

Земля тоже пахла, но нюхать ее Сеня не стал. Глянув себе под ноги, он подумал, что, если его убьют, он утратит способность воспринимать запахи. Его мертвое тело положат в гроб, опустят в яму, забросают землей, а он ничего не будет чувствовать… Василий Волынок, дважды судимый рецидивист.

Балабакин выбежал на проезжую часть, лихорадочно вскинул руку. Поймал такси, добрался до штрафстоянки, предъявил разрешение. Пришлось раскошелиться, но это его не рассердило. Деньги — дело наживное, а жизнь, увы, на перемотку не поставишь — если убьют, то навсегда…

След на машине от столкновения с женщиной был незначительным, не разглядеть. Но с машины исчезла антенна, кто-то с мясом вырвал боковое зеркало, какая-то сволочь варварски выдавила и унесла заднее стекло. Удивительно, что магнитофон на месте… Смотритель стоянки не стал бы его даже слушать, сказал бы, что так было, и привет. Да и не хотелось тратить время на разговоры с ним. Балабакину не терпелось поскорее отправиться домой, принять ванну, перекусить, и тогда уже можно ехать в Москву. Продаст свою японскую красавицу, на вырученные деньги снимет квартиру, продаст свой музыкальный хит и снова заживет как человек…

Он благополучно выехал со штрафстоянки, направил машину вниз по узкой улочке, но не смог свернуть на большую дорогу. Путь преграждал черный, сверкающий новизной «Хаммер». Таранить машину не было смысла, а сзади его подперла иномарка.

Из «Хаммера» вышел Василий. Он выглядел так же внушительно грозно, как палач в глазах загнанной на эшафот жертвы. И его незлобная улыбка не могла обмануть Сеню.

Волынок был один, но для Балабакина и этого было много. Василий поманил его к себе пальцем, и он как завороженный вышел к нему.

— Куда собрался, братишка?

Волынок снял солнцезащитные очки, сверкнул морозным взглядом.

— Да вот, еду, — растерянно пожал плечами Балабакин.

— Уже приехал. Или ты скрысить мою машину хотел? Признавайся, хотел?

— Почему твою?

— Что?! — вскипел Василий. — Тебе залоговый документ показать?

— Так это, ты же говорил, что это моя машина…

— Гы, вот это заявка! Кто ментам меня сдал?

— Не знаю, они сами…

— Твое счастье, баран, что я добрая душа. А то держался бы ты сейчас за вскрытое горло. Знаешь, что с баранами делают?.. Но так уж и быть, живи. А машину я забираю… Сколько ты мне там торчишь?

— Я же в тюрьме сидел…

— Где ты сидел? — презрительно скривился Волынок. — Ты в санатории сидел, а не в тюрьме… Сколько ты мне должен? Сто тысяч. Плюс десятка за каждый просроченный день. Итого, сто семьдесят. Да еще двадцатка, которую ты у Стеллы взял. Сто семьдесят и двадцать — это двести, так?

— Сто девяносто!

— А я сказал, двести!..

— Но у меня нет.

— Найди. Срок три дня. Нет — снова включу счетчик… И смотри, в ментовке у меня связи, если вдруг дунешь туда, я тебе башку прострелю. А сдернуть даже не пытайся, я тебя, гада, из-под земли достану… К нотариусу едем, и смотри у меня, без фокусов…

Василий отобрал у Сени техпаспорт на машину, обязал его ехать за собой, сел в свой джип, вырулил на дорогу. Контора нотариуса находилась в центре города, в невзрачной пятиэтажке неподалеку от колосса «Пьедестала». Волынка там ждали — оформление генеральной доверенности не заняло много времени. Сеня вернулся в уже бывшую свою машину, чтобы довести ее до казино, там поставить на платную парковку.

— Ну вот и все, паря, приехали, — забрав у него ключи, самодовольно улыбнулся Василий.

Очки на лбу, джинсовая куртка переброшена через руку, расслабленная поза, агрессия свернута в трубочку.

— Может, неделю дашь, без счетчика? — почувствовав перемену в его настроении, спросил Сеня.