Принц с опасной родословной - Мария Жукова-Гладкова Страница 11

– А сотни есть?

– Две. Остальное – мелочь.

– Сейчас попробую рассовать. Спасибо, Юлька. Так, давай их мне сразу. Буду есть и рассовывать, а то у нас мало времени. Я нагнулась к сумке, на ощупь достала приготовленную пачку денег и протянула Сереге, потом ощупала место вокруг – не вывалилось ли что-то из сумки. Вроде нет. А то окажусь в незавидном положении, если что-то из моих вещей останется тут на полу. Найдет кто не надо – потом проблем не оберешься. Хотя всегда откупиться можно…

Пока Серега набивал желудок, я проверила содержимое сумки. Специально не брала ничего лишнего. Паспорт на месте, как и водительское удостоверение, и техпаспорт. Диктофон, сотовый. Косметику не брала, только расческу и зеркальце. Хотя зачем они мне тут в темноте? Да и вообще зачем я красилась? Еда для Сереги оказалась важнее женщины. Проверив все во второй раз, я застегнула сумку.

А он все жевал. Иногда благодарил меня. Когда все смолотил, вернул мне пакет, на ощупь прошел к крану, включил небольшую струю воды и напился.

– Ох, хорошо… – простонал Серега блаженно. – Кайф!

По-моему, он прислонился к стене. Я так и оставалась рядом с дверью, еще не решив для себя, что делать дальше. Идти к нему мне не хотелось. Ни обнимать его, ни целовать, ни позволять его рукам касаться моего тела. Не потому, что они, наверное, жирные после котлет и колбасы. Просто я поняла, что не хочу отдаваться этому мужчине. Это совсем другой человек. Не тот, которого я знала, не тот, чей образ я держала в памяти… Ольга Петровна права. И Сухоруков прав. Уж он-то очень хорошо знает, как человека может изменить тюрьма. Серегу, пожалуй, она сломала. Или его сломали специально.

– Юль, тебя Сухоруков прислал? – оторвал меня от размышлений Серега.

– Он организовал эту встречу.

– Что ему надо? Что он велел мне передать?

– Я не знаю, что ему надо! – взорвалась я, правда, не могла позволить себе кричать в полный голос. Если так можно выразиться, я кричала шепотом. – Это я хотела с тобой встретиться. Это я просила его об этой услуге. Может, ты видел на днях, как он распинался на набережной? Кто его в самом выгодном свете народу показал? И еще буду показывать. Поэтому и сделал то, что я просила.

– Значит, ты тоже на него работаешь… – грустно произнес Серега.

– Что от тебя требуют?

– Я думал: ты скажешь. Зачем тебя сюда прислали?!

– Тебя здесь держат просто в наказание за то, что покушался на деньги Сухорукова? – уточнила я холодным тоном.

– Я понял, что да. Он нашел их?

– Нашел. Вот мост теперь собирается на них строить.

– Меценат недоделанный, – Серега отпустил еще парочку крепких выражений, но я их опускаю. Слышал бы Сухоруков…

– Сережа, значит, никаких требований не было?

– Что ты мне в душу лезешь?! – взвизгнул Сергей. – Ты что, совсем ненормальная?! Мне и так тошно! Мне плохо, слышишь?! Плохо!!! А ты, как всегда, со своими расспросами! У других бери интервью. Мне сейчас не до тебя! Башка кругом идет! И ты еще тут!

Я опешила. Вот это да. И зачем я сюда прорывалась? Я шла, чтобы встретиться вот с этим мужчиной, которого, как выяснилось, я даже раздражаю. Ему, видите ли, не до меня. Да другие бы за такое свидание – или просто свидание с какой угодно женщиной – год жизни отдали. Может, Серега женушку свою Аллочку желает видеть? То есть бывшую женушку. Правильно Алла сделала, что с ним развелась. Да и у меня глаза открылись на этого человека. Спасибо Ивану Захаровичу. Я больше не намерена принимать участие в судьбе Сереженьки. И деньги ему не дам из приколотого к пиджаку кармана.

Дверь за моей спиной внезапно распахнулась. На пороге стоял все тот же сотрудник. Он бросил взгляд на меня, освещаемую из коридора, потом посмотрел повнимательнее – на валяющуюся на полу куртку, которую я тут же подняла и повесила на согнутую в локте руку, затем еще раз осмотрел меня саму. Я встретилась с ним взглядом. Не знаю, что уж он в нем прочитал и что подумал, его лицо не выражало никаких эмоций.

– Татаринов, на выход! – приказным тоном сказал мужчина. – А вы, Юля, подождите. Я вас потом выведу.

Сергей отошел от стены, у которой стоял, около меня остановился в нерешительности.

– Быстрее прощайтесь! – прошипел сотрудник.

Я все-таки заставила себя сделать шаг к Сергею, обняла за шею одной рукой (на второй висели куртка и сумка), слегка прижалась и поцеловала. От него пахло котлетой и колбасой. И я почувствовала что-то новое… Нет, не запах. Что-то появилось у него за поясом. То, чего не было, когда он прижимал меня к себе. Прижимал, когда только вошел, когда понял, что тут я. Но ведь палку колбасы он съел? И у меня в сумке точно ничего такого не было… И это не палка колбасы, а что-то более узкое и… металлическое?

Но я не смогла уточнить, что это и зачем понадобилось Сереге.

– Все! – прошипел сотрудник и резко дернул Серегу за руку.

Они ушли, закрыв, но не заперев дверь. Была у меня, признаться, мысль высунуть свой любопытный нос наружу, но я быстро от нее отказалась. Здесь любопытство в самом деле может сгубить. Я немного отошла от входа – мало ли кто заглянет, а тут я. Так вроде бы сюда свет из коридора не достанет, а человек Ивана Захаровича меня вызовет. Или еще подальше отойти? Да, пожалуй, надо еще немного. Я опустилась на корточки, прижавшись спиной к стене. Хотелось реветь, себя было жалко – не передать. Зачем меня сюда понесло?! Зачем я в секс-шоп ездила? Зачем старалась?! Сколько усилий, эмоций – и все зря…

С другой стороны, нет худа без добра, – сказала я себе. Наконец-то я поняла, что ошибалась. Мало мне, дуре, было, когда Серега ушел к Алле, потому что хотел работать в фирме ее отца. Вот, пожалуйста, еще одна подсказка. Ее должно хватить.

Но ведь с ним что-то произошло. Надеюсь, не опустили? Сухоруков бы знал и, думаю, не стал бы в таком случае посылать сюда меня. Он же сам явно намерен меня использовать в дальнейшем – как личного пресс-атташе. А после моего общения с опущенным это было бы проблематично… Да, конечно, Серега привык к другой жизни – к хорошей квартире, мягкой постели, всевозможной жратве, а тут – жесткие нары в переполненной камере и тюремная баланда. И из передачек не все доходит. По всей вероятности, приходится добровольно-принудительно делиться с сокамерниками. И еды не хватает. Он все время голоден. А я гуляю на свободе. Ему обидно. Он обижен на весь свет. И деньги его теперь не ждут. Если бы ждали два миллиона баксов – было бы легче, они грели бы душу. А так что? Даже нет уверенности, что будет работа. Конечно, хреново.

Но что делать мне? Считаю: долг я свой выполнила. Если тут, конечно, могла идти речь о каком-то долге. Деньги на счет Сереге буду класть – хотя бы из тех, которые он мне в свое время заплатил за «алиби», его мама пусть два раза в месяц ходит с передачками. А дальше – как решит Сухоруков. Я свою голову подставлять не намерена и платить Ивану Захаровичу услугами за Серегино освобождение – тоже.